Филипп обещал передать молоссам во владение южную часть Эпира на Амбракийском заливе, которая в то время принадлежала амбракийцам и кассиопейцам. В начале 342 года он предал огню окрестности трех небольших кассиопейских городков (Пандосии, Бухетия и Элатеи) и передал их под власть молосского царя Александра. Амбракийцы боялись, что теперь Филипп двинется против них и, может быть, захватит остров Левку, главный источник строевого леса в восточном Эпире. Поэтому они отправили просьбу о помощи в Коринф, который в свою очередь обратился к Афинам. Оба города немедленно выслали войска в Эпир.
[476]
Амбракийцы просили помощи у Коринфа потому, что именно коринфяне основали колонию Амбракия около 625 года. Колонии, хотя и обладали полной независимостью, часто сохраняли тесные связи с городами, откуда они были выведены. Удивительно скорее то, что Коринф попросил о помощи афинян и что те послали войска, так как Коринф и Афины в прошлом враждовали. Вероятно, Коринф опасался за свои торговые пути, поскольку Филипп мог бы решить двинуться дальше на юг и, возможно, создал бы западный путь сообщения от Эпира по Амбракийскому и Коринфскому заливам до Ахеи.
[477] Его договор с этолийцами, жившими на северной оконечности Коринфского залива, казалось, подтверждал опасения коринфян. На самом деле Филипп отступил, но Демосфен не преминул сыграть на этих страхах.
Усиление вражды со стороны Афин
Пока Филипп воевал в Эпире, афиняне обдумывали его предложения. Игра словами, «отдавал» или «возвращал» Филипп Галоннес, переходила все грани разумного и цинично использовалась в качестве политического орудия в борьбе с македонским царем. Это была политическая риторика в худшем ее виде, и Эсхин метко сказал, что Демосфен «спорит о слогах».
[478] Гегесипп произнес речь «О Галоннесе», дошедшую до нас в корпусе речей Демосфена (под седьмым номером). Он нарисовал пугающую картину замыслов Филиппа, указав на его недавние походы в Эпир и особенно во Фракию, которые ставили под угрозу афинские клерухии в Херсонесе и морской путь подвоза зерна. Его речь, как и призывы, обращенные к Народному Собранию Демосфеном, возымели успех, и Собрание отвергло все предложения царя.
Странно, что афиняне отказались участвовать в кампании против пиратов. К тому времени пиратство превратилось в серьезную проблему для морской торговли, а в Эгейском море существовало несколько пиратских баз (очевидно, одной из них был Галоннес, но кроме него пираты, по-видимому, контролировали ряд островов в северной части Эгейского моря). Поскольку Афины зависели от поставок зерна из черноморских областей, а торговля играла огромную роль в афинской экономике, борьба с пиратами была для них важнейшей задачей. То же самое относится к Филиппу, так как развитие торговли требовало от Македонии создания своего флота, которому также грозила опасность со стороны пиратов. Возможно, афиняне воздерживались от действий против пиратов из финансовых соображений, но теперь Филипп обещал покрыть все расходы. Причина отказа лежит в речи Гегсиппа, заявившего, что Филипп хочет использовать афинский флот, чтобы захватить контроль над Эгейским морем. Этого искажения истины было достаточно, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение.
Скорее всего, Филипп никогда не стремился к морскому господству, а македонский флот всегда уступал афинскому. Однако Гегесипп, вероятно, был в какой-то мере прав, предположив, будто Филипп хочет подорвать морское могущество Афин, так как в то самое время был раскрыт заговор, участники которого собирались уничтожить пирейские верфи, и в подозрения в подстрекательстве пали на македонского царя. В речи, произнесенной в 330 году, Демосфен рассказывал (и эта история вошла в более поздние источники),
[
479] что афинянин по имени Антифон, исключенный из списка афинских граждан и вынужденный уехать из Афин, вернулся в город, потому что, по словам Демосфена, Филипп заплатил ему, чтобы тот поджег Пирей. Его схватили с поличным, но на суде его защищал Эсхин, и он был оправдан. Однако Демосфен привлек его к суду Ареопага, который признал Антифона виновным. Затем его снова судили обычным судом, который приговорил его к смертной казни.
Хотя этот заговор мог иметь место в 346 году,
[
480] Антифон был одним из первых осужденных по юридической процедуре (apophasis), которая была введена только в 343 году.
[481] Кроме того, в 346 году у Филиппа вряд ли были разумные основания прибегать к подобным методам, поскольку он всеми силами стремился закончить миром войну с Афинами. Таким образом, скорее заговор был раскрыт в 343 году. Хотя о нем не упоминает в своей речи Гегесипп, меж тем как вожди антимакедонской партии стремились любыми средствами очернить Филиппа, это ничего не значит, так как попытка поджечь верфи, вероятно, состоялась уже после того, как Народное Собрание отвергло предложения македонского царя. К тому времени афиняне уже не скрывали своего враждебного отношения к Филиппу и Филократову миру, и царь вполне мог подумывать о способах нейтрализовать афинский флот, если переговоры о мире ни к чему не приведут и возникнет угроза новой войны.
Когда Народное Собрание выслушало коринфских послов, просивших о помощи, Демосфен убедил собравшихся поддержать амбракийцев и отправить к ним войска (которые на самом деле дошли только до Акарнании). Собрание также направило по меньшей мере пять посольств (в состав одного из них вошел и Демосфен) к различным пелопоннесским государствам с призывом не поддаваться Филиппу. Хотя афинские войска не добились никаких успехов, дипломатия дала свои плоды, так как Аргос, Мессена, Мегалополь (союзники царя), Мантинея и Ахея заключили союз с Афинами. Пусть Филипп и укрепил свои позиции в Эпире (а вскоре и во Фракии), но его действия позволяли Демосфену успешно бороться с его влиянием на Пелопоннесе и даже объединить против него ряд греческих государств.
Успех энергичной антимакедонской политики, проводимой Демосфеном, показал Филиппу, что Филократов мир в той или иной форме обречен, как и попытки сохранить мир с Афинами дипломатическими средствами. Поэтому вполне вероятно, что именно он направлял действия заговорщиков, собиравшихся сжечь пирейские верфи; к концу 342 года или к началу 341 он наконец отказался от любых дальнейших переговоров. К тому времени Фракия была в его руках, и на передний план вышла судьба афинских поселений в фракийском Херсонесе. Учитывая рост политического влияния Демосфена, столкновение между Афинами и Македонией выглядело неизбежным.
