Собрание с радостью поддержало это предложение, а затем, по словам Диодора,
[
565] афиняне «занялись поиском самого красноречивого представителя. Демосфен охотно откликнулся на призыв оказать услугу государству». Это был звездный час Демосфена, и примечательно, что мы ничего не слышим об участии Эсхина в переговорах.
Когда афинское посольство добралось до Фив, оно обнаружило там послов Филиппа. Македоняне выступали перед фиванским Народным Собранием первыми, а затем свою речь произнес Демосфен. Должно быть, его поразили предложения, которые сделал фиванцам македонский царь, призывавший их объединиться против Афин и обещавший отдать им город на разграбление. Демосфен понимал, что в случае, если он потерпит провал, в тот же день оставшиеся в полной изоляции Афины окажутся беззащитными перед Фивами и Филиппом. Нам неизвестно, что именно он говорил, но его речь возымела успех. Несмотря на то что Филипп со своим войском стоял всего лишь в одном дне пути от их ворот, фиванцы проголосовали за союз с Афинами и, таким образом, войну с Македонией.
[566] По словам Феопомпа, которые передает Плутарх, красноречие Демосфена «оживило их мужество, разожгло честолюбие и помрачило все прочие чувства, и в этом высоком воодушевлении они забыли и о страхе, и о благоразумии, и о благодарности, всем сердцем и всеми помыслами устремляясь лишь к доблести».
[567] Как сообщает Эсхин, свою роль могли сыграть и напоминания о том, как Филипп вел себя по отношению к фиванцам в 346 году до заключения Филократова мира, и о том, как он поступил с Никеей сейчас.
[568] Как бы то ни было, несомненно, что это был один из величайших дипломатических триумфов Демосфена.
[569]
Однако Афинам пришлось принять ряд требований фиванцев. Во-первых, Афины больше не имели права поддерживать те или иные беотийские города, если они решат вести борьбу за свою независимость. По сути это означало, что Афины признавали гегемонию Фив в Беотийском союзе. Что касается войны с Филиппом, то фиванцы согласились нести лишь треть расходов на содержание сухопутной армии, и афиняне должны были полностью оплачивать флот. Еще тяжелее для Афин было то, что командование сухопутными войсками полностью переходило в руки фиванцев, которые также на равных участвовали в командовании флотом, а штаб-квартира соединенных сил должна была находиться в Фивах, а не в Афинах. В своей знаменитой речи на суде по поводу венка, проходившем в 330 году, Демосфен хвалится своей ролью при заключении союза, но ничего не говорит об уступках, на которые он был вынужден пойти. Он слукавил, заявив, что присяжные найдут такие подробности скучными, и таким образом, он делает суду услугу, не вдаваясь в детали:
[570] «Что мы отвечали на их слова, — будь у меня возможность подробно рассказать вам обо всем, я отдал бы за это хоть всю жизнь, — но я боюсь, поскольку эти события уже миновали, не явилось бы у вас даже представление, точно все снесено потопом, и потому не сочли бы вы напрасным беспокойством рассказ о переговорах». Как и можно было ожидать, сведения об этих уступках содержатся в обвинительной речи Эсхина, произнесенной на том же суде.
[571]
Греки собирают силы: Филипп заканчивает Четвертую Священную войну
Филипп еще во Фракии избрал военный жребий, и фиванцы готовились к войне. Господство македонян над Фермопилами свелось на нет из-за того, что фиванцы захватили Никею. Однако Филипп контролировал горную дорогу на Китиний и долину Кефисса вплоть до Элатеи и, таким образом, легко мог дойти как до Амфиссы, так и до Беотии. Поэтому фиванцы разместили отряд в нескольких километрах к северу на пути к Амфиссе. Этот отряд состоял из 10 тысяч наемников, оплаченных Афинами, под началом Хареса и Проксена.
[572] Другой афинско-фиванский отряд разместился в Парапотамиях на беотийской границе, прикрывая дорогу из Фокиды в Беотию. Вероятно, союзники также укрепили ряд фокейских городов, разрушенных в конце Третьей Священной войны, используя их в качестве аванпостов на случай нападения македонян.
[573]
Позиции, занятые обоими отрядами, представляли собой хорошо выстроенные линии обороны, поскольку они преграждали Филиппу путь в Беотию, а тем самым и в Аттику. Прочие государства теперь оказались перед выбором, на чью сторону встать в этом конфликте. Поэтому зимой и фиванцы, и афиняне разослали послов в поисках сторонников. В итоге их поддержали немногие. Свою помощь им обещали Мегары и Коринф, а также Ахея (единственное государство на Пелопоннесе, выступившее против Филиппа), Эвбея, Акарнания и ряд островов; остальные либо отказались, либо, как подавляющее большинство пелопоннесских городов, предпочли нейтралитет. Причина такого отношения лежала в их неприязни и даже ненависти к Афинам, которая заставляла их закрыть глаза на опасность, исходящую от Филиппа. Афины не стесняясь использовали своих союзников в V и IV веках, поддержали святотатцев-фокейцев в Третьей Священной войне, а теперь, по сути, выгораживали амфиссийцев. Г реки больше не собирались этого терпеть.
Впрочем, Филипп также не достиг особых успехов. Призыв о помощи, обращенный к пелопоннесским союзникам, не нашел понимания, и только Фокида, в буквальном смысле слова оказавшаяся между двух огней, оказала ему определенную поддержку. Хотя ранее Афины поддерживали Фокиду, их нынешний союз с Фивами, врагом фокейцев, не позволял им рассчитывать на фокейскую помощь. Кроме того, вероятно, фокейцы чувствовали себя обязанными Филиппу за то, что тот смягчил кары, обрушившиеся на них в 346 году. В знак своей признательности, возможно, Филипп содействовал возрождению Фокиды, приняв участие в восстановлении городов, разрушенных в 346 году.
Тот самый союз, который Филипп всеми силами стремился предотвратить как до, так и после Филократова мира, превратился в реальность. Однако афинянам и фиванцам не удалось создать широкомасштабную коалицию против македонского царя. После того как македонское посольство, отправленное в Фивы и Афины с предложением мира, получило резкий отказ, Филипп занялся военными делами. Он призвал к оружию греков против Амфиссы. Подразумевалось, что война будет вестись также против друзей святотатцев — Фив и Афин, но если Филипп полагал, что большая часть Греции станет под его знамена, он сильно ошибался.
