Очевидно, седьмой брак Филиппа усугубил разрыв между ним и Олимпиадой, так как у нее появился новый объект ненависти — молодая царица Клеопатра.
[715] По-видимому, тут нельзя говорить о ревности, вытекавшей из принятого у македонян многоженства: нам неизвестно, чтобы Олимпиада испытывала подобные чувства к прочим женам Филиппа. Скорее всего, они все жили в разных местах или пристройках царского дворца и не часто сталкивались друг с другом, хотя Плутарх и сообщает о «неприятностях, вызванных браками и любовными похождениями Филиппа, [которые] перешагнули за пределы женской половины его дома».
[716] Главные причины неприязни к Клеопатре заключались в происхождении двух женщин и в вопросе о престолонаследии, поскольку Олимпиада, хотя и являлась матерью наследника, была родом из Эпира, а Клеопатра была чистокровной македонянкой, возможно, из Нижней Македонии.
Филипп и Александр: начало отчуждения
Значение этой разницы в происхождении прекрасно иллюстрирует история, случившаяся на свадьбе Филиппа и Клеопатры. Вино лилось рекой, и праздник превратился в обычный македонский симпозий. Женщины ушли, как того требовали правила приличия, а мужчины продолжали пить. В какой-то момент с места поднялся изрядно напившийся Аттал (ставший теперь тестем Филиппа), чтобы предложить тост за новобрачных. В этом не было бы ничего из ряда вон выходящего, если бы он не заявил, что теперь наконец у македонского царя родятся законные наследники,
[
717] тем самым подразумевая, что Александр таковым не является, поскольку его мать родом из Эпира, а сын от брака Филиппа и македонянки Клеопатры будет полноправным наследником престола.
Молодой наследник пришел в ярость, и между мужчинами разгорелась ожесточенная перепалка. Александр бросил в Аттала чашей и потребовал у Филиппа осадить тестя. Безобразная сцена вышла за последние рамки приличий, когда Филипп отказался. Разгоряченный выпивкой, Филипп встал на сторону Аттала и приказал Александру извиниться. Естественно, Александр и не подумал этого делать, и тогда Филипп выхватил меч и, шатаясь, направился к сыну, но упал. Александр якобы с презрением сказал: «Смотрите, люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу».
[718]
Александр ушел с пиршества, забрал свою мать и уехал в Эпир. Насколько обострились отношения между отцом и сыном, мы можем судить хотя бы по тому, что, оставив Олимпиаду у ее брата в Эпире, Александр отправился к давним врагам Македонии иллирийцам.
[719] Юстин сообщает, что Олимпиада пыталась убедить своего брата Александра Эпирского объявить войну Филиппу;
[720] возможно, Александр сделал такое же предложение иллирийцам.
Вскоре Филипп призвал Александра обратно в Пеллу, вероятно, благодаря посредничеству коринфянина Демарата,
[
721] но отношения между ними так и не наладились.
[722] Олимпиада все еще оставалась в Эпире. Поскольку именно Филипп возвел своего шурина Александра на эпирский престол, то он рассчитывал на лояльность своего ставленника. С другой стороны, Филипп не достиг бы такого могущества, которым обладал под конец своего царствования, если бы полагался на подобные расчеты. Чтобы заручиться верностью эпирского царя, он предложил ему в жены свою дочь (от брака с Олимпиадой) Клеопатру, которая, таким образом, была племянницей жениха.
[723] Этот брак должен был скрепить союз между двумя царскими домами. Это предложение, по словам Юстина, возобладало над влиянием Олимпиады, и свадьба была назначена на лето следующего 336 года в Эгах (бывшей столице Македонии, которая оставалась местом проведения царских свадеб и похорон).
Этот неожиданный поворот событий, вероятно, заставил Олимпиаду вернуться в Пеллу. По-видимому, ей ничего не угрожало, а Филипп не стал с ней разводиться, хотя такие предположения и высказывались.
[724] Несмотря на это, Александр и Олимпиада по-прежнему были недовольны,
[
725] поскольку Аттал так и не понес никакого наказания за свои речи. Более того, спустя какое-то время он женился на дочери Пармениона, тем самым еще больше повысив свой статус при дворе. В любом случае благодаря браку Филиппа и Клеопатры он существенно улучшил свое общественное и политическое положение: возможно, он даже удочерил Клеопатру именно потому, что знал о решении Филиппа жениться на воспитаннице.
