Внутренности не скоро иссякли и успокоились, но наконец
дышать стало легче. Даже пакля из головы начала исчезать. Зато ощущение жара
сменилось жестоким ознобом. Гвалиор понимал, что сотворил глупость,
отправившись умирать из-за непостоянной девчонки. Однако Смерть ещё не
приблизила к нему Своего Лика, и гордость пока что говорила в полную силу.
Гвалиор заскрипел зубами и пробормотал:
– Я не вернусь…
– И не надо, – легко согласился аррант. –
Нам, понимаешь, пообещали свободу, если мы тебя назад приведём. Но мы слышали
от кого-то, что здесь, в Колодце, есть выход наружу. И говорят также, будто
некоторым смелым людям в прежние времена удавалось его найти. Почему бы нам
вместе не поискать его, Гвалиор?
Скоро они поняли, что подъём по скользкой гладкой дудке,
шкуродёр и подземный пожар были всего лишь предвестниками истинных трудностей.
Отвесная пропасть, как выяснилось, состояла из двух колодцев, связанных
наклонным проходом, загромождённым камнями. У исподничих были с собой две
длинные, прочные верёвки; оба раза их пришлось связывать вместе, и еле-еле
хватало. Ветер, дувший в колодцах, был живым и злонамеренным существом. Он
загонял верёвку в трещины стен, откуда её удавалось извлекать только с
величайшим трудом, и швырял струи падающей воды, стараясь облить медленно
ползущих людей. Вода же была такова, что пальцы в ней тотчас немели и
переставали слушаться, превращаясь в бесполезные деревяшки.
Больше всех, по мнению Тиргея, доставалось Псу. Аррант, с
его ногой, помощник товарищам нынче был никудышный, но худо-бедно спускался
вниз сам. Гвалиор, при его службе надсмотрщика, много времени проводил на ногах
и потому не особенно отяжелел от выпивки и обильной еды… Однако его ладони
целых шесть лет мозолила только рукоятка кнута – а пользовался он им, правду
сказать, не особенно часто… То бишь подземный разыскатель из Гвалиора был, как
из венна поэт. Несколько раз нардарец был очень близок к тому, чтобы сорваться.
Однажды его подхватил Тиргей, а подоспевший Пёс выволок обратно на безопасный
карниз. Другой раз он висел на руке Пса, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться,
но только срывал ногти, пока аррант торопливо обматывал его вокруг пояса
верёвкой, надёжно привязанной к выступу камня…
Когда все трое, измученные и мокрые, но умудрившиеся не
потерять драгоценных налобных фонариков, наконец достигли дна пропасти, –
первое, что они там увидели, был раскинувшийся на камнях человек.
Вернее, то, что от человека осталось.
Тело лежало на сухом месте, крысы и даже летучие мыши здесь
не водились; холод и ветер всё туже натягивали кожу на переломанных костях,
пока не создали мумию. Особенно трудиться ради этого стихиям не пришлось, ибо
достался им тощий каторжник. На ссохшейся шее мертвеца виднелся ошейник, на
лодыжках и запястьях остались обручи от кандалов. Человек, нашедший здесь свой
конец, сумел как-то разбить цепи, но железные «браслеты» сбросить так и не
смог.
– Может, из-за них он и сорвался. Или просто сил от
голода не хватило, – задумчиво проговорил аррант и присел на корточки
перед мёртвым. Ему, учёному, ни чуда жизни, ни чуда смерти бояться было
негоже. – Смотрите-ка! – воскликнул он погодя. – А я, кажется,
знаю, кто это такой! Доводилось вам слышать про Рамауру Шесть Пальцев?
Венн молча кивнул, а Гвалиор мрачно сказал:
– Кто же не слышал о нём, самом славном из выбравшихся
на волю через Колодец…
Рамаура, герой рудничных сказаний, был чёрным мономатанцем,
наделённым от Богов своей страны удивительной смекалкой и силой. Он якобы убил
надсмотрщика, что пытался перехватить его у входа в Колодец, отыскал при нём
ключ, снял с себя кандалы – и бежал. Люди передавали даже слова какого-то его
соплеменника, встретившего Рамауру уже на свободе… Это было годы назад.
На самом деле все эти вёсны и зимы он лежал здесь, в недрах
Южного Зуба, и его кровь давным-давно высохла на груде битых камней. Лишь на
черепе сохранились остатки курчавых волос. А руки были действительно
шестипалыми. Он мог умереть сразу, сорвавшись с большой высоты. А мог
долго-долго лежать, беспомощный и одинокий, вмятый падением в каменные острия,
и молиться о смерти, и Хозяйка Тьма медленно приближалась к нему для последнего
поцелуя…
Гвалиор угрюмо подытожил:
– Во имя золы и отгоревших углей!.. Одной легенде
конец!
Идти дальше оказалось несколько легче. Подземный поток
больше не проваливался в отвесные пропасти, а мчался, падая каскадами, из
одного пещерного зала в другой.
– Правду говорят сведущие люди: в этих горах всё не
так, как надлежит быть по природе вещей! – ворчал Тиргей Рыжий. –
Вода течёт вниз, и, если я ещё что-нибудь понимаю, мы должны быть много глубже
двадцать девятого уровня… замурованного четыре года назад. Я бывал на разных
уровнях и хорошо помню, как становилось чем ниже, тем жарче! А здесь?
Посмотрите на эти сосульки! Мы всё время спускаемся – и делается холодней! Там,
где мы нашли Рамауру Шесть Пальцев, даже не очень шёл пар изо рта!..
– Может, мы приблизились к поверхности? – с
надеждой предположил Гвалиор. – Северный склон Зуба покрыт ледником, и с
весны до осени из-под него в самом деле вытекает река!
– Честно говоря, – нахмурился аррант, – я
затрудняюсь точно определить, в какую сторону мы движемся…
– На восток, – буркнул венн.
– Откуда ты знаешь?..
Серый Пёс молча пожал плечами: дескать, знаю, и всё. Стали
бы ещё допытываться, откуда ему известно, что правая рука – это правая, а левая
– левая.
– Снова твой предок помогает тебе?..
Венну послышался в голосе Тиргея оттенок насмешки, и он не
стал отвечать. Наклонный ход то сужался, то расширялся, вода с грохотом мчалась
по нагромождениям каменных глыб, потом растекалась озерцами. Иногда эти озерца
удавалось обойти, иногда же приходилось одолевать вплавь. Тогда походники в очередной
раз стаскивали одежду, сворачивали её в тугие узлы и старались не вымочить.
– Во имя гарпуна Морского Хозяина, примёрзшего к скале,
где умывалась снегом Прекраснейшая!.. Я ведь купался в ледяных озёрах, когда
лазал по Карийским горам!.. – лязгая зубами, жаловался Тиргей. – Не
иначе, я был тогда гораздо жирней! Или просто моложе. Я что-то не помню, чтобы
холод так меня донимал…
Они одолели ещё одно озерцо и прыгали на берегу, стараясь по
возможности обсушиться и разогнать кровь. Из двух фонариков теперь горел только
один: масло следовало беречь. Крохотное пламя освещало низкие неровные своды и
тугую струю воды, уходившую из озера вниз. Там, внизу, слышался рёв и смутно
белело облако клокочущей пены, в которую, дробясь о камни, превращался поток. Дальше
царила осязаемо плотная – хоть ножом режь – стылая темнота.
– На-ка, пожуй… – Венн протянул трясущемуся Тиргею
ломтик жирной рыбы, вынутый из мешка. Исподничих собирали в поход люди, очень
хорошо знавшие, какая пища лучше всего восстанавливает иссякающее под кожей
тепло.
