– Ты как?.. – Он хотел протянуть руку арранту, но
тот лишь отмахнулся.
– Лучше не прикасайся ко мне, пока я хорошенько не
вымоюсь…
Скала, давшая Каттаю последний приют, высилась одиноким
островком среди светящегося разлива. Её окружала узкая, не более двух локтей,
полоска нетронутого песка. Верно, это был-таки зуб, вздымавшийся со скального
основания: всякий иной камень давно погрузился бы и исчез. Языки бирюзового
тумана вились и окутывали его, растворяя угловатый силуэт в своей мертвенной
голубизне…
Когда трое людей добрались до единственного выхода из
пещеры, Тиргей сразу устремился под водопад. Ему казалось, он побывал не в
воде, а в чём-то тяжёлом и липком, словно слизистая медуза, выброшенная на
берег и полежавшая под солнечными лучами. Водопада почти не достигало сияние
озера, и было хорошо видно, как с тела и одежды арранта сбегали синевато
светящиеся струйки. Поток, с силой падавший сверху, был невыносимо холодным, но
отвращение, которого преисполнился Тиргей, оказалось сильнее. В конце концов
Серый Пёс просто выволок его из воды:
– Хватит полоскаться! Пока до смерти не замёрз!..
Гвалиор, глядя на Тиргея, тщательно вымыл свои сапоги. Потом
поделился с аррантом тёплой одеждой, но тот всё равно отогрелся не скоро. Его
перестало колотить, только когда Пёс откупорил небольшую кожаную бутыль и
заставил арранта сделать несколько глотков. Гвалиор сразу уловил запах своего
любимого крепкого, сладкого вина, но ничего не сказал. Потом Тиргей отошёл
помочиться. Он возился в темноте подозрительно долго, а вернувшись, смущённо
пояснил:
– Мне всё мерещится, будто эта дрянь проникла сквозь
кожу и растворилась во мне. Я боялся, не начну ли светиться уже и изнутри…
– Ну и как? – спросил Пёс.
– Да ничего. Хвала Прекраснейшей, обошлось.
Гвалиор вытащил из полупустого мешка кусок жирной рыбы и
разделил натрое. Он сказал:
– Здесь, похоже, никакого выхода нет. Надо
возвращаться.
Луч фонарика на лбу Пса упёрся ему в лицо, успев по дороге
высветить поднятую бровь Тиргея. Молодой надсмотрщик поёрзал на камне, опуская
глаза:
– Раньше я говорил, что не хочу возвращаться. Я и
теперь не хочу. Но вы стали моими друзьями. Вам ведь дадут свободу, если вы
меня приведёте…
Не всему ещё жизнь научила,
Больно стукая носом о дверь:
Если что-то тебе посулили —
Ты посулам не очень-то верь.
Пусть ты сам никогда не забудешь,
Если слово кому-то даёшь,
Но тебя – вот уж истинно – люди
Подведут просто так, ни за грош.
Это очень жестокая мудрость,
Но у жизни таких – хоть коси:
Никого, как бы ни было худо,
Никогда ни о чём не проси.
Те же люди, кого не однажды
Из дерьма доводилось тянуть,
Или прямо и просто откажут,
Или всяко потом попрекнут.
Что бы ни было завтра с тобою,
Ты завета держись одного:
Никогда не сдавайся без боя
И не бойся – нигде, никого.
Передряги бывают – не сахар,
Станет видно, насколько ты крут:
Никому не показывай страха,
А не то – налетят и сожрут.
Жизнь – не очень красивая штука…
Все мы чаем добра и любви,
А она нам – за кукишем кукиш…
Так восславь её, брат. И – живи…
9. Золото дураков
Как и следовало ожидать, путь наверх оказался много труднее
спуска. Руки соскальзывали с мокрых камней, неверные глыбы вывёртывались из-под
ног, чтобы с грохотом уйти вниз, в кромешную темноту, предоставляя повисшему
человеку подтягиваться на очень ненадёжной опоре…
Тиргей старался не жаловаться, но уставал заметно быстрее
Гвалиора и Пса. Однажды, едва не сорвавшись, он ударил о камень и вдребезги
разбил свой фонарик.
– Никакого толку с меня, один убыток!.. –
вырвалось у него.
– Если бы не ты, – сказал ему Гвалиор, – мы
бы сейчас с Каттаем рядом сидели.
Пёс промолчал, лишь внимательно оглядел арранта. Однажды в
забое он видел, как отлетевший кусок породы разбил налобный светильник раба, и
вспыхнувшее масло попало тому на лицо. Тиргей оказался более везучим. От стекла
осталась лишь проволочная сеточка, но маленькая медная ёмкость для масла вполне
уцелела, и при ней фитилёк. Так что светильник мог даже гореть – только не под
водопадом и не на подземном ветру. Поразмыслив, Пёс отдал испорченный фонарик
Гвалиору, Тиргею же надел на голову свой собственный.
– А ты? – вздохнул аррант.
Венн хмыкнул:
– Ты встречал хоть одну собаку, которая бы не видела в
темноте?
Подъём вдоль прыгающего по скалам потока, озёра, вынуждавшие
пускаться вплавь, леденящие струи водопадов… Время остановилось. Так, как
остановилось оно для вмороженной в лёд головы смелого Кракелея. И для Каттая,
навеки оставшегося любоваться бирюзой смертоносного озера… «Рано или поздно всё
кончится, – убеждал себя Тиргей. И сам себе не верил. – Во имя шлема
Посланца, оплавленного силой страстного поцелуя!.. Неужели когда-то бывало, что
я жаловался на жару? Неужели солнце казалось мне слишком жгучим, меховое одеяло
– удушливым, а благодатные угли очага – слишком обильными?.. О Вседержитель,
что же Ты вовремя не остерёг недоумка, не выучил ценить тепло и уют…» Ему уже
случалось испытывать это ощущение, когда холод проникает внутрь тела столь
глубоко, что кажется – выгнать его оттуда уже не удастся до смертного часа.
Тиргей помнил: прежде на смену убийственному холоду обязательно приходило
тепло, и зубы медленно, постепенно, но всё-таки переставали стучать. «Но на сей
раз этого не будет. Не будет…»
Раньше он был полным сил, крепким и закалённым мужчиной. Он
лазал в пещеры, считавшиеся недоступными, и выходил победителем. Четыре года на
руднике без остатка выели эту крепость. Поджарое молодое тело уподобилось
иссохшему старческому. Да ещё покалеченная нога… Ох, эта нога. От холода и
чрезмерных усилий он совсем перестал её чувствовать. Не только ступня перестала
слушаться, но и колено. Нога подламывалась и скользила. Тиргей повисал на
руках, задыхаясь, силясь разогнать радужные круги перед глазами.
«Нет, до похода в Колодец я всё-таки годился на большее. Я
мог согреться работой. А теперь не могу…»
Аррант пытался думать о свободе, обещанной там, впереди. Все
четыре года на каторге он был готов совершить невозможное, только чтобы обрести
её снова. И вот теперь до неё оставалось всего лишь двадцать два подъёма под
водопадами… Нет, уже не двадцать два, меньше! Сколько-то они прошли, но он
давно сбился со счёта. Потом отвесная пропасть, подземный пожар и лаз-шкуродёр.
Совсем недавно Тиргей воскликнул бы – и только-то?.. Есть о чём говорить!!!
