Конь подался вперед.
— Дочь Оберона я не обижу. Так что расслабься, милый. Я
позвала ее не за этим.
— Железный конь — мой друг, — сказала я, положив руку на
плечо фейри, пока тот не наделал глупостей, — Он никого не тронет, обещаю.
Лэнанши пристально взглянула на меня сапфировыми глазами.
— Тебе кто-нибудь говорил, какая ты хорошенькая? Вся в отца!
Понятно, почему Титания так бесится. Как тебя зовут, малышка?
— Меган.
Она зловеще улыбнулась и смерила меня взглядом.
— И что же ты сделаешь, котеночек, если я захочу выбросить
из дома эту гадость? Ведь на тебе лежит такое могущественное заклятие. У тебя
не хватит чар, даже чтобы сигарету зажечь.
Я сглотнула. Это была проверка. Если я хочу спасти Железного
коня, отступать нельзя. Взяв себя в руки, я посмотрела прямо в ее холодные
синие глаза, древние и беспощадные.
— Железный конь — один из моих спутников. Он мне нужен, и я
не дам его в обиду. Если надо, я готова пойти на сделку, но конь останется. Он
вам не враг и никого не тронет. Честное слово.
— Я знаю, милая. — Лэнанши улыбалась, пристально глядя на
меня. — Я совсем не думаю, что железный фейри опасен. Боюсь только, не смогу
вывести его вонь из ковров. Но хватит об этом.
Она расправила плечи и выпустила меня из плена своего
взгляда.
— Ты дала слово, не забывай. А теперь идем, дорогая.
Поговорим после ужина. И да, прикажи своей железной зверушке ничего тут не
трогать. Не хочу, чтобы он разрушил чары.
Вслед за Лэнанши мы пошли по длинным коридорам, Устланным
ковровыми дорожками из черного и красного бархата, мимо портретов, которые
провожали нас глазами. Темная муза болтала без умолку. Она так и сыпала
именами, говорила о каких-то местах и существах. Я о них понятия не имела, но
готова была вынести любую чушь, только бы слушать этот голос. За приоткрытыми
дверями виднелись комнаты, погруженные в полумрак или наполненные мерцанием
загадочных огоньков. Иногда мы проходили мимо очень странных залов. В одних из
пола росли деревья, в других прямо в воздухе плавали косяки рыб. Однако
рассмотреть их я не успевала. Голос Лэнанши так притягивал, что я не сводила с
нее глаз.
Мы вошли с огромную столовую. Вдоль левой стены вытянулся
длиннющий стол, окруженный стульями из дерева и стекла. Над ним парили
канделябры. Кушаний хватило бы на целую армию. Чего тут только не было — мясо,
рыба, фрукты и овощи, пирожные и конфеты. Между ними стояли бутылки вина, а в
центре лежала огромная жареная свинья с яблоком во рту. Огоньки свечей мерцали,
едва разгоняя мрак. Из темноты доносились торопливые шажки и перешептывание.
Оставляя за собой струйку сигаретного дыма, Лэнанши подошла
к столу.
— Сюда, милые мои. — Она поманила нас рукой в белоснежной
перчатке. — Вы же проголодались. Угощайтесь! И не оскорбляйте меня
подозрениями. Никаких чар на еде нет. Вы ведь не думаете, что я плохая хозяйка?
Она раздраженно фыркнула, будто ее возмущала сама мысль об
этом, и посмотрела куда-то в темноту.
— Эй! Слуги!
Мы боязливо подвинулись к столу.
— Слуги мои, у нас гости. Вы меня подводите. Я не потерплю,
чтобы страдала моя репутация, душечки.
Из тьмы послышались приглушенные голоса, шарканье ног, и на
свет вышли маленькие человечки. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Это
были Красные колпаки. Со злыми глазками, острыми зубками, в шапках, выкрашенных
кровью их жертв, но в красных ливреях и розовых галстуках-бабочках. Гномы,
угрюмо напыжившись, выступили из сумрака. Они смотрели на нас так, будто
проглотить собирались. Только хихикни, предупреждали их взгляды. Робин, увидев их,
прыснул. Красные колпаки уставились на него, словно хотели голову откусить.
Один из гномов заметил коня и взвизгнул. Слуги шарахнулись
от стола.
— Железо! верещал коротышка, обнажив клыки. — Вонючий
железный фейри! Убейте его! Убейте!
Конь взревел, Пак вытащил кинжал и хищно оскалился. Красные
колпаки бросились на них, рыча и скрежеща зубами. Я схватила серебряный ножик и
выставила его перед собой. Гном вскочил на стол, поджал коротенькие ножки,
готовясь прыгнуть. Его зубы сверкали.
— Стоять!
Мы замерли. Да иначе и быть не могло. Даже Красный колпак на
столе застыл и свалился в чашу с фруктовым салатом.
Лэнанши устремила на нас гневный взор. Ее глаза горели
янтарным огнем, волосы развевались. Пламя свечей задрожало. Никто не смел
шелохнуться. Перед нами стояла жуткая, незнакомая фейри. Но вот она вздохнула,
пригладила волосы, взяла портсигар и жадно затянулась. Лэнанши выдохнула дым, и
все стало по-прежнему. Мы снова могли двигаться. Никто из нас, а уж тем более
Красные колпаки, и подумать не смел о драке.
— Ну? — произнесла наконец Муза, глядя на слуг как ни в чем
не бывало. — Что же вы? Мой стул сам по себе не отодвинется.
Самый большой из них — здоровяк с костяным рыболовным
крючком в носу — вздрогнул, робко подошел и отодвинул хозяйский стул. Остальные
взялись за наши, но, кажется, гораздо охотнее вырвали бы нам руки и забили бы
ими до смерти. Тот, кому достался стул Железного коня, зарычал, оскалился и
побыстрее отскочил.
— Прошу прощения за моих слуг, — сказала Лэнанши, когда мы
сели.
Она потерла висок, будто у нее началась мигрень.
— Сейчас так трудно найти себе хороших помощников, дорогие
мои. Вы не представляете.
— Кажется, я их знаю, — заметил Пак и взял грушу. — Вожака,
по-моему, Кровавый Дэн зовут? С ними какой-то скандальчик вышел во время
Гоблинских войн. Они, кажется, секретные сведения продавали обеим сторонам.
— Гиблое дело, дорогой.
Лэнанши дважды щелкнула пальцами. Из темноты возник брауни с
высоким бокалом и бутылкой. Он подбежал к столу и налил хозяйке вина.
— Все знают: с гоблинами шутки плохи. Это все равно что
палкой муравейник ворошить.
Она пригубила вино и вздохнула.
— Когда против них ополчились все гоблинские племена в чаще,
гномы попросили у меня убежища, и я дала им работу. У меня такое правило,
милый. Остаешься — трудись.
Я посмотрела в темноту, где скрывались гномы, и
почувствовала, как они с ненавистью таращатся на нас.
— А вы не боитесь, что они рассвирепеют и съедят
кого-нибудь?
— Не посмеют, зайка, если им жизнь дорога. А почему ты
ничего не ешь?
Она показала на угощение, и я вдруг поняла, что
проголодалась. Я потянула к себе блюдо с крошечными пирожными в глазури, больше
не думая о чарах. Пусть это на самом деле кузнечики или мухоморы, мне все
равно. Счастье — в неведении.
— Тому, кто хочет у меня жить, — с улыбкой продолжала Лэнанши,
— необходимо забыть о вражде и мести. Это еще одно из моих правил. Я ведь могу
их выгнать, и куда они в таком случае денутся? Пойдут обратно в мир смертных и
медленно вымрут или будут сражаться с железными фейри, которые мало-помалу
наводняют каждый город в мире. Не хотела тебя обидеть, котик, — добавила она и
улыбнулась коню, подразумевая совершенно обратное.
