И я понимала, почему она хороша – можно жить вместе со всей большой семьёй, где все друг друга знают и всегда придут на помощь.
Я словно никак не могу насытиться жизнью на Гран-Манане, а узнавая лучше Гран-Манан, я заодно узнала кое-что и о своих дядюшках. Чего только не услышишь, собирая моллюсков или перенося приманки с пойманными омарами.
Я узнала, что ещё с детства Мо, Док и Стю хотели переплыть океан. Они говорили об этом, планировали, мечтали.
– Вы когда-нибудь думали, что сделаете это по-настоящему? – спросила я.
– Не-а, – сказал дядя Мо.
– Ты о чём? – спросил дядя Стю. – Конечно же, ты думал, что мы отправимся в плавание. Мы все об этом думали.
– Я – нет, – сказал Мо.
– Но ты говорил… ты всё говорил… заставил нас выдумывать все эти названия для лодки, и показывал нам атлас, и…
– Это всё была игра, – сказал Мо. – Разве нет?
– Игра? Игра?! – изумился Стю.
– Я думал, что мы это сделаем, – тихо сказал дядя Док. – Я знал, что мы это сделаем.
Я спросила, участвовала ли в их планах моя мама:
– Она тоже хотела отправиться с вами?
– Кто? – спросил дядя Стю. – Клэр? Ты же про неё?
– Конечно, она про Клэр, – сказал дядя Док. – Она хочет узнать, какой была Клэр, когда была молода.
– О, – сказал дядя Стю. – Нет, Клэр не хотела иметь с нами ничего общего. Она считала нас нахальными и отвратительными.
– За себя говори, – ответил дядя Док. – Мы с Клэр всегда отлично ладили.
А ещё я узнала, что имя моего дяди Мо – сокращённое от Моисей, но его слишком часто за это били в детстве («Сама посуди, – сказал он. – Тебе бы хотелось, чтобы тебя звали Моисеем?»), так что он сократил имя до Мо, потому что так звучало «суровее», и так себя с тех пор и называет.
А настоящее имя дяди Дока – Иона!
– И как же вы превратились из Ионы в Дока? – спросила я.
– Я с самого детства обожал корабли, – сказал он, – но однажды старый моряк рассказал мне, что Иона – это плохое имя для мореплавателя, потому что Иона из Библии навлёк беду на своих спутников в море. Ты же знаешь эту историю? Иона разозлил Бога, и Бог наслал огромную бурю…
– …И тогда Иону проглотил кит, – добавил Брайан.
– Ага-ага. В общем, этот старый моряк сказал, что Иона – плохое имя для меня, и стал звать меня Доком, потому что я целыми днями крутился в доках.
Брайан наклонился ко мне и сказал:
– Но на самом деле он всё равно Иона. Как думаешь, он накличет на нас беду?
– Брайан, – ответила я, – иногда лучше держать свои мысли при себе.
Потом я стала беспокоиться, что кто-нибудь из нас может прогневить Бога, и он нашлёт на нас бурю, и я действительно испугалась, очень сильно испугалась, так что вместо этого решила задуматься об именах. Мне стало интересно, обязательно ли быть похожим на своё имя, и действительно ли разные имена говорят о разном характере: Брайан похож на Брайана, Коди похож на Коди. Интересно, а я похожа на Софи? Что вообще такое «Софи»?
А потом я стала думать о Бомпи, и, хотя я и знала, что Бомпи – это просто прозвище, я вдруг поняла, что не знаю, как его зовут по-настоящему. Надо прямо сейчас спросить у кого-нибудь.
Глава 18
Бомпи и поезд
Сегодня, когда я ворчал из-за того, что мы застряли на Гран-Манане, Софи сказала:
– Вот что мне сказал Бомпи. Не важно, куда ты хочешь попасть – важно, как именно ты туда попадёшь.
– Ну, мы вообще никак и никуда не попадаем, – сказал я.
– Нет, попадаем! – сказала она. – Мы на этом замечательном острове. Ловим омаров и собираем моллюсков. Это часть путешествия! Мы странники!
Не могу её понять. Она может взять простейшую вещь – ловушку с омарами, например, – и носиться с ней, задавать о ней миллионы вопросов, а потом захотеть нарисовать её, потрогать, понюхать… Иногда кажется, словно её всю жизнь держали в клетке и только сейчас выпустили, и она открывает для себя все чудеса мира.
Сказать по правде, я и не думал, что омары или ловушки для омаров так уж круты, пока Софи не увлеклась ими. Она всё говорила и говорила, что может стать ловцом омаров или, может быть, будет строить лодки. Слушаешь её и задумываешься: а вдруг в самом деле это хорошая жизнь?
А потом слушаешь Брайана, а он говорит, что жизнь ужасна, особенно зимой, и вообще – а что, если ты ничего не поймаешь или построишь лодку, а она утонет?
У меня в голове мешанина начинается, когда я послушаю их обоих.
И ещё кое о чем я задумываюсь. По-моему, Софи боится воды. Такое вот у меня ощущение.
Брайан по-прежнему докапывается до Софи. Пока мы собирали моллюсков, она сказала, что однажды собирала моллюсков с Бомпи, и они находили ракушки прямо ногами, а не граблями. Брайан сказал:
– Ты врёшь. Ты никогда не собирала моллюсков с Бомпи.
– Нет, собирала, – сказала Софи.
– Нет, не собирала, – сказал Брайан.
– Нет, собирала, – сказала Софи.
Вчера вечером нам дали поговорить по телефону. Странно всё было. Папа позвонил маме и поорал на неё немного, а потом отдал трубку мне. Она тихо спросила:
– Коди? Коди, милый? Если хочешь, можешь передумать. Возвращайся домой.
– Зачем мне возвращаться? – спросил я. Я не хотел, чтобы это прозвучало как-то злобно, но, похоже, именно так это и прозвучало, потому что мама стала всхлипывать. – Слушай, мам, всё нормально, – добавил я. – У нас всё хорошо. Папа много спит, так что почти не достаёт меня.
Это, конечно, не совсем правда, но ей необязательно знать правду. Мне интересно, зачем папа вообще позвал меня с собой в это путешествие. Он мог отправиться один и целый месяц от меня отдыхать. Никаких ссор!
Впрочем, в том, что мы застряли на берегу, есть и кое-что хорошее: Брайан не читает нам свои бла-бла-блекции.
Но София рассказала нам ещё одну историю о Бомпи, когда мы собирали моллюсков. Вот как всё было.
Когда Бомпи был примерно в моём возрасте, он жил недалеко от реки Огайо, там, где река очень глубокая и шириной в целую милю. Через реку шёл железнодорожный мост, он был только для поездов, и со всех сторон висели предупреждающие таблички, что люди вообще не должны туда соваться, потому что, если пойдёт поезд, деться будет некуда.
Однажды Бомпи захотел пересечь эту реку. Он очень, очень хотел побывать на другом берегу. Было ветрено, шёл дождь, и ему очень не хотелось идти две мили до пешеходного моста. И он пошёл по путям.
