Скоков отозвался на стук переливчатым «да-да-да». Андрей толкнул дверь и вошёл. Сервант, заставленный кубками и вымпелами. Кофе-машина. Зеркальные панели вместо окон. Кондиционер. Два ряда благодарственных писем на стене. Стол с крышкой в виде карты области. Поддельная катана в блестящих ножнах.
Скоков приподнялся со своего места, улыбнулся, развёл руками, закричал про «сколько лет» и даже стал пробовать выбраться из-за стола. Однако огромный живот, который неизвестно когда успел отрастить Дима, активно этому движению воспротивился.
Долго жали друг другу руки, причём Скоков обхватил ладонь гостя обеими пухлыми ладошками.
– Андрей, я надеюсь, ты не затаил на меня хамство? – первым делом спросил Скоков, сконфуженно посмеиваясь. – Ты же понимаешь, я тут…
– Дима, к тебе-то какие могут быть претензии? – удивился Андрей.
Скоков повёл плечами, а за ними и животом, словно бы говоря: «злые языки могли бы сказать…»
– Знаешь, – поделился он, – Елена Ивановна мне шепнула, что тебе поручили новый важный для корпорации проект. Молодец! Вот так и надо, Андрюша, – Скоков вдохновенно провёл рукой по волосам. – А мы крепчаем, правда? – он засмеялся высоким дребезжащим смехом. – Крепчаем, крепчаем!
– Да-да, – подтвердил Андрей, – регулярно.
Скоков спохватился, что надо отдать Андрею вещи, полез в свой сервант. Он что-то там уронил и, рассыпая случайно прилипшие листы исписанной бумаги, выволок на свет две картонные коробки, перетянутые суровой бечёвкой.
– Вот! – торжественно объявил он. – Всё здесь, Андрюша, Наталья Павловна сама упаковывала. Может, кофе?
Андрей согласился на чай. Скоков с видимым удовольствием достал кружки с юбилейными корпоративными вензелями, такую же сахарницу, вазочку с печеньем и конфетами, попутно приговаривая: «Ну, что бог послал». Под шипение закипавшего чайника и гул кофе-машины перекинулись несколькими фразами о последнем провалившемся запуске.
– Теперь-то наверняка запустят, – заявил Скоков.
– И когда у нас очередной раз?
Скоков повёл глазами на потолок и поднёс палец к губам.
– Военная тайна, – как можно более весело объявил он. После чего сделал большие глаза и показал Андрею растопыренную ладонь и ещё три пальца.
– Слушай, – сказал Андрей, – я тут хотел зайти к Сигизмундовичу, ты не в курсе, он на месте, есть шанс пробиться?
Скоков шумно отхлебнул кофе из чашки и криво улыбнулся.
– Ну не знаю, насколько это сейчас хорошая мысль.
– А что такое?
Скоков пожевал губами. Затем потёр ладони, будто добывал огонь. В итоге так на что-то и не решился.
– А вообще-то сходи, – сказал он, в конце концов, – думаю, старик рад будет тебя видеть.
* * *
В приёмной сидела хмурая, восточного вида девица и неприязненно разглядывала свои ноги. И зря, ноги были вполне ничего. Опять Рябов, значит, секретаршу сменил.
– Сергей Сигизмундович у себя? – поинтересовался Андрей, складывая коробки в угол.
Девица оценивающе посмотрела на пришельца и вздохнула.
– А вы договаривались?
– Безусловно.
– Тогда можете попробовать.
Андрей дважды постучал и, помня, что Рябов туговат на ухо, толкнул дверь.
Начдеп сидел за столом в первой – рабочей – половине своего кабинета. Вторая половина – раз в пять больше, – предназначенная для совещаний, была освещена только парой бра. В то же время на столе у Рябова ярко горели целящие друг в друга лампы, освещавшие заодно и макет храма святого Серафима Саровского, покровителя кластера. Хозяин кабинета, казалось, увлечённо копается в храмовых внутренностях.
– А, Андрюша, – сказал Сергей Сигизмундович, взглянув на гостя, – проходи. Я тут сейчас…
Андрей прошёл и сел на один из двух придвинутых к столу стульев.
– Хотят подсунуть, видишь ли, – пояснил Рябов, дёргая рукой, отчего колокольня шаталась и подпрыгивала, – за говно нас держат, понимаешь?!
Тут рука начдепа освободилась вместе с куском макета, но Рябов этого даже не заметил.
– Это вообще муть, – добавил он неизвестно к чему, – у меня крёстный отец знаешь кто был?
Начдеп резко, будто меч из ножен, выдернул из стола ящик и зачерпнул из него горсть мелких фотографий. Фотографии он рассыпал перед Андреем: они были старые и грязноватые. На одной Андрей узнал актёра Георгия Жжёнова.
– Ты почему не записываешь? – недовольно поинтересовался Рябов – и только тут до Андрея, наконец, дошло, что тот вдребезги пьян.
– Бери ручку и записывай, как надо с ними! – потребовал хозяин кабинета.
Тут же Рябов вдруг всхлипнул и, сбив с себя взмахом руки очки, принялся тереть под глазами. Глядя на эту пантомиму, Андрей с удивлением осознал, что начдеп в самом деле ревёт. Он растирал слёзы по щекам и мелко трясся.
– Два че-чемодана ба-ксов, – объявил он, наклонившись к Андрею, – мы на вертолёте в Одессу вдвоём возили. Андрю-ю-ю-юша! За пять дней на пентхаус себе заработали. Каждый! И грудь в медаля́х ещё. Андрюша, хотел бы ты, скажи, за пять дней пентхаус?
– Смотря что делать, – зачем-то вступил в разговор Андрей.
– Как что?! – поразился Рябов. – Да всё что угодно!
– Тогда, пожалуй, нет.
Рябов помотал головой, разбрызгивая слёзы. Взгляд его потеплел.
– Сынок, – пробормотал он и попытался похлопать Андрея по плечу – рука соскользнула, и Рябов уронил её на стол, – ты ещё такой сынок… Полковник против меня… или майор даже. А я… – Рябов встряхнул плечами, – я – генерал-лейтенант государственной безопасности! Аттестованный!
Он снова всхлипнул.
– Хочешь, я на тебя наш офшор перепишу, Андрюша? Ты тут единственный приличный человек из этой блядоты…
Андрей привстал со стула, понимая, что пора уходить. В этот момент Рябов зарыдал навзрыд.
Андрей постарался незаметно выскользнуть из кабинета. Рябов тем временем сбросил макет на пол и стал топтать его ногами, тихо бормоча какие-то затейливые нецензурные стихи.
– Через две недели, – вскрикивал он и грозил стене кулаком, – через две недели мы посчитаемся!..
Секретарша встретила Андрея торжествующим взглядом, однако промолчала. А прямо перед самой приёмной обнаружился Скоков. Увидев Андрея, он привстал, всем своим видом изображая вопрос: «Ну, как?».
– Давно это? – спросил Андрей.
Поза Скокова перестала быть напряжённой, лицо расслабилось.
– Да уж десятый, почитай, день, – хмыкнул Дима. – Но ты знаешь, – тут же спохватившись, поспешил добавить он, – это ведь не главное, Андрюша, да? Человек-то он хороший, мы-то с тобой знаем.
