Кому хорошо?
Какие чувства?
Чёрт, это ведь не главное. Главное сейчас – чтобы она не узнала про медведя. И чтобы медведь не сглупил. Это, конечно, только один шанс из ста, и не стоит придумывать новую надежду. Но это всё же лучше, чем совсем ничего.
А здесь уже именно, что ничего.
* * *
Андрей просидел в миграционной службе почти три часа. Из них примерно два с четвертью рассматривал белую, с белыми же рельефными буквами, картинку «Blablabla revolution», которая висела в холле в рамках выставки современного искусства. Тут же были книжечки китайских коммунистов размером с диван, Бен Ладен в берете Nike и что-то наверняка ещё, до чего Андрей не добрался. Страннейшая выставка для госучреждения, конечно. И тем не менее.
Оставшиеся минут сорок Андрей разъяснял пункты своего заявления грузной чёрной женщине, а потом ещё и тощему еврейскому парню, которого позвали как переводчика – миграционный офицер хотела чётко удостовериться, что она верно поняла всё сказанное.
– Почему вы пришли именно к нам? – спросила она ближе к концу разговора.
– Потому что в другие места я не смог бы так быстро попасть, они бы слишком долго меня проверяли.
Чёрная скептически покачала головой.
– Мы тоже будем проверять то, что вы сказали. Вы же заявляете о федеральном преступлении.
Андрей кивнул.
В самом конце, уже прощаясь, офицер спросила, не опасается ли Андрей за свою жизнь и безопасность, потому как если бы опасался, он мог бы также ходатайствовать о предоставлении ему досудебной защиты.
– Нет, – сказал Андрей, усмехнувшись, – не опасаюсь.
Он вышел из миграционной службы, держа в руках бумажку-пропуск на завтра. Говорят, может быть, его «найдут» даже сегодня. Интересно, это означает – позвонят по телефону, или спрыгнут с неба в сопровождении автоматчиков?
Он спустился в метро. Оно было совсем не похоже на центральную Москву: маленькие полутёмные пространства станций с кафельными стенами в неприхотливой мозаике. А мимо несутся похожие на рефрижераторы огромные блестящие вагоны, у которых внутри кондиционированный холод и много чужих улыбающихся людей.
В наушниках по кругу играл «…Like Clockwork». Ему бы больше подошёл экспресс, но Андрей сел на локал. Торопиться вроде бы и некуда. А время – ну почему бы не потратить его здесь? По жёлтой восемь станций, и потом по оранжевой ещё две.
Он вышел на Рокфеллер-центре. Немного постоял, глядя на фонтан, в котором болтали ногами дети. Уже совсем весна. Когда поднимается солнце, жарко даже в лёгкой ветровке. Местные всё больше в шортах и зеркальных очках. И в шлёпанцах. Иногда даже в свитере, но с голыми ногами.
Он совершенно автоматически, по заранее найденной в интернете схеме, прошёл до железно-каменного офисного монолита. Спросил у охранника, на каком этаже находится «Freedom Foundation» и, поблагодарив, сел в лифт. Все одиннадцать этажей рядом стоял пахнущий по́том и шаурмой индус с бутафорскими погонами на зелёной рубашке. Ну и странные же у них представления о деловом дресс-коде, если этот парень, конечно, не террорист. Вот это был бы номер.
Улыбаясь этой мысли, Андрей выбрался из лифта и прошёл направо по коридору, как и советовал охранник. Постучался в дверь с табличкой и зачем-то отступил на два шага. Вроде бы и волнения ведь никакого нет.
Потом он постучал ещё раз, после чего без успеха подёргал ручку.
В этот момент из соседней двери высунулась девушка и грустно покачала головой.
– Их сегодня не было, – сказала она, – и, наверное, не будет.
Андрей рассмеялся.
– Ну как же иначе, – сказал он сам себе и кивнул девушке, – спасибо.
Спускаясь пешком по лестнице, он на всякий случай набрал номер Альфии – Ольгиной подруги из «Freedom».
Четыре гудка, пять…
Он вышел из здания и посмотрел на небо. Никакого удивления или разочарования не было. Скорее, было бы удивительно, если бы его сейчас приняли и выслушали. Такой поворот нарушил бы логику разводки, в которую ты неизвестно когда угодил, но из которой после того уже никак нельзя выбраться.
Андрей прошёл чуть вверх по Шестой Авеню и нырнул в «Магнолию»: здесь всегда толпы претендующих на пирожное, а торты – синие, красные, полосатые как чеширский кот – всё же не так вкусны, как выглядят и пахнут. Но у Андрея программа. Он обещал себе попробовать все разновидности здешней выпечки, и сегодня большой день. Последний. Сегодня день White-out cake.
Он принял из рук пухлой латиноамериканской девчонки в смешных очках коробочку с тортом, взял закрытый крышкой картонный стакан чая и со всем этим пошёл по улице – прямо до своего любимого места в этом солнечном городе, Bryant Park.
Здесь в тени деревьев стояли потёртые зелёные стулья, размер которых не давал повода назвать их шезлонгами, но посетители парка использовали многие из них именно в этом качестве. Впрочем, большинству пришедших в парк стулья были не нужны: они ложились прямо на траву лужайки или медленно по ней расхаживали босиком, глядя на караульные Empire State Building и Bank of America Tower.
Андрей тоже лёг на траву шагах в двадцати от фонтана. Отсюда было слышно, как сидящие у самой воды девочки-тинейджеры спорят, сносный ли вышел ремейк «Сумерек» или нет. Андрей улыбнулся. Какое хорошее место, подумал он. А вечером здесь ещё лучше. Вокруг загораются гирлянды огоньков, и мальчик, страшно волнуясь, выкладывает прямо у фонтана маленькими свечками кому-то: «Will you marry me?».
Это было приятное мысленное путешествие, но как Андрей ни придумывал сам для себя темы и картинки, жизнь, приехавшая вместе с ним и совершенно чужая для этого места, снова наползала в мозг и принималась пускать там пузыри. Он вспомнил миграционную службу и подумал, что заявление – это, конечно, хорошо, но совсем, совсем мало. За все жизни. Потерянные жизни.
Тебе страшно это проговорить даже в своей голове, но так и есть. Это ты сдал их Вальке. Это ты отправил к Сэнсэю Капитана. Это ты привёз сюда остальных – один бог знает для чего. Ты лично крутишь шестерёнки каждого их крохотного колёсика, тебе даже помощники не потребовались. Мозг снова старается убежать от этой мысли, но нет, давай уж как есть. Харон, он сказал? Ты ведь в самом деле оказался Хароном. Долбоёб. Сам положил всех. И теперь не те, так эти непременно придут за медведем. Придут со дня на день, как ни прячься, как ни меняй телефоны. Да хоть пластическую операцию делай, всё равно ты не шпион. И стрелять с двух рук не умеешь, и остального, что к этому прилагается.
Такие дела, брат, надо теперь проигрывать.
Это только побеждать умеет любой дурак, а проиграть как следует – тут надо собраться.
Пожалуй, что можно уже и пойти.
* * *
Эта стерва из коммуникационного департамента ей никогда не нравилась. Вот и сейчас старая дрянь пыталась увести обсуждение от тех, кто непосредственно осуществил весь проект. То есть, в первую очередь, от неё, советницы генерального.