Глава 9
НЕБЕСНАЯ ОХОТА
Иным был поход в лес под предводительством моей матушки. Для нее всякий миг творилась волшебная сказка. Темп был медленнее, приходилось задирать голову кверху. Надобно сказать, воспитывалась она в лесной глуши. Ей было ведомо, что в карканье воронья над нашими головами можно различить больше двух дюжин различных интонаций, умела она читать и лесные послания — сломанная ветка, подрагивание подлеска. Указав нам на бледный небесный путь, пролегший между верхушками деревьев, она воскрешала дикую феерию галлюцинации, возникающей порой у псовых охотников, потерявших ориентиры. В Турени этому явлению дали название «небесная охота». Матушка спрашивала: «Доводилось ли кому-нибудь из нас на собственном опыте испытать, что это такое?» А мы все никак не могли уразуметь, о чем она толкует. Тогда она принималась объяснять: усталому, заплутавшему путнику, бывает, слышится приближающийся шум, состоящий из гиканья и посвиста егерей, лая собак и звучных позывных охотничьего рога. Сбившийся путник ожидает увидеть перед собой всадников в белоснежных одеждах с малиновыми обшлагами в сопровождении разъяренной своры. Шум нарастает, становится оглушительным, свидетельствуя о близости отряда охотников, но вокруг по-прежнему ничего и никого. И вот уже, наводя трепет на округу, исполненный яростного накала вихрь проносится мимо, а путник так-таки ничего и не видит. Это и называется небесной охотой. Матушка утверждала, что в детстве слышала ее. Вообще же она была неистощимой рассказчицей. Стоит ли удивляться тому, что она поведала нам легенду VIII века, связанную с именем Святого Юбера, отзвуки которой можно проследить среди мотивов отделки часовни королевского замка в Амбуазе, выполненной в стиле пламенеющей готики? К тому же ее любимый супруг был наречен тем же именем. По легенде, высшее должностное лицо меровингского государства, основатель города Льежа был одержим в жизни лишь одной страстью — к охоте. Однажды на Рождество, когда его соседи отправились на праздничную мессу, он предался своему излюбленному занятию, но едва углубился со сворой собак в лес и оказался под сводами, образованными кронами деревьев, как перед ним вырос олень с крестом меж рогов и обвинил охотника в неправедной жизни. Так Господь обратил его к вере. Матушка не преминула упомянуть, что среди многочисленных добродетелей и способностей Святого Юбера была и такая: излечивать от безумия — деревенского бича, который — тут матушка взглянула в мою сторону — частенько поражает ее собственного младшего сына. Рассказом об этом посвятительном эпизоде, побудившем Святого Юбера обратиться к праведному образу жизни, матушка рассчитывала бесповоротно оторвать нас от языческих пережитков мифа об олене и укрепить в христианстве. От нее же мы узнали об одном курьезном случае, приключившемся на псовой охоте между двумя мировыми войнами. Скончался старый заслуженный егерь. Его товарищи одним зимним днем отправились по морозцу на охоту и, преследуя оленя, вспоминали, как уверенно действовал на охоте их товарищ. И вот, когда они совсем уже загнали оленя в частый ельник, тот, предчувствуя конец, обернулся и встретился взглядом с теми, кто его травил. Оторопевшие охотники стали свидетелями того, как огромный олень с величественной развилкой на лбу задумчиво смотрит на них, переводя взгляд с одного на другого, будто знаком с каждым, посылая им последнее прости. И тогда — о диво! — они узнали во взгляде прекрасных оленьих глаз взгляд товарища, незадолго до этого покинувшего их. Воспользовавшись мимолетным замешательством, вызванным неслыханной схожестью в выражении глаз, старый олень прыжком одолел заросли и был таков. «Ату его, ату!» — раздалось ему вслед, но было поздно. Охотники, готовые пустить по следу собак, вдруг как-то боязливо поникли. Видимо, инстинкт не подвел, они вдруг осознали, что не способны дать сигнал к травле себе подобного, чья душа на время вселилась в животное, бегство которого стало для них последней возможностью избежать смертного греха.
Такова была моя матушка — христианская фея, навек завороженная языческими тайнами леса. Она выросла в исконной французской провинции, колдовской стране, ее кормилица видела, как домовые выскакивают из-под пола на кухне. Необычный мир леса с его колдунами, блуждающими огнями, волчьими стаями не внушал ей страха. Когда мы были с нею, кто только не скрывался за гирляндами плюща: крылатые нимфы, грациозные эльфы, воздушные сильфы, карлы и прочие домовые вдруг затевали шаловливую возню на вечерних голубых лужайках или заливались переливчатым смехом, сидя под непроницаемым сводом из ветвей на черном стволе, преображенном лунным светом в фантастическое чудовище. В облике домового к человеку порой является бес, способный сыграть с ним злую шутку, недаром Жорж Санд предостерегала в своих рассказах от козней беррийских лесных жителей. Сторож охотничьих угодий Роббер, чья красивая форма из зеленого вельвета в рубчик завораживала меня, охотно рассказывал, что в Бренне, краю прудов, окаймленных так называемыми безвершинными ивами, один запоздалый путник пошел на голос, доносящийся от пруда. Заметив в воде чье-то отражение, несчастный низко наклонился, да и свалился в холодную воду. Поминай как звали.
При всем при том матушка была глубоко верующим человеком. Ее горячая вера была точно доспехи, и она с удовольствием рассказывала нам, что здесь ступала нога Орлеанской Девы, облаченной в латы из гладкого, посеребренного железа с инкрустацией золотом, подбитые малиновым атласом. По этим самым сумрачным дорогам, по которым теперь шли мы, неслась она во весь опор. Стоило нам дойти до каменного колодца, в самом удаленном углу лесной уймы, на который мы однажды невзначай набрели, как мы физически начинали ощущать присутствие Жанны, сошедшей со своего боевого коня, служившего ей с тех пор, как она покинула замок Риво. Моей мечтой было увидеть ее меч, историю которого я хорошо знал. Этот меч являл ей доказательства того, что голоса, которые она слышала, не обманывали. Жанна посылала за ним в церковь Святой Екатерины в Фьербуа. Голоса предупредили ее, что запрятанный глубоко под землей меч имеет пять крестов на лезвии: герб Гроба Господня. Торговец оружием в Туре, которому передали записку для священнослужителей часовни, без особого труда отыскал среди нескольких клинков тот, на котором было пять крестов. Стоило священнослужителям приступить к снятию с него ржавчины, как та будто по волшебству исчезла сама. Правда ли мы чувствовали присутствие Жанны д’Арк или то было лишь воспоминанием об услышанном однажды? Трудно сказать. Но в любом случае у меня навсегда сохранилось впечатление, что я и впрямь наблюдал за тем, как восемнадцатилетняя девушка, явившаяся в наши края из Лотарингии, поставила на закраину лесного колодца свою ногу в железных латах. Благодаря нашей матушке, с самым естественным видом заявлявшей нам, что в окрестных гротах обитают феи, мы жили в подобии то ли сна, то ли мечты: воображению нашему рисовался то грызущий орешки карлик, тайком пробирающийся в лесном сумраке, то раскачивающиеся на деревьях тела разбойников. Кто из нас — она или я — видел над своей головой старуху с длинными, как мочало, волосами, в лохмотьях и с веревкой на шее. От матушки же я узнал, что приключилось в лесу Кюизе под Компьенем с будущим королем Филиппом Августом, когда ему было столько же лет, сколько мне теперь. Весь день и часть ночи гнал он огромного вепря, который то останавливался как вкопанный, то вновь ударялся в бег, увлекая безумной погоней юношу все дальше в лес. Лошадь принца окончательно выбилась из сил, и после двух дней блужданий он понял, что заблудился; спас его встретившийся угольщик. Бесовские происки, направленные на то, чтобы помешать Филиппу Августу взойти на престол, провалились. И поделом было тем, кто задумал подобную хитрость.
