— И все-таки?
— Твое сердце тебе подскажет.
— Твое ведь не подсказало?
— Оно не могло подсказать. Оно почти синтетическое. Зато я функционирую надежнее тебя. Как почка? Побаливает?
— Чуть-чуть.
— Трансплантация займет три дня.
— У меня нет этих трех дней.
— Я тебя заменю. Я в ближайшую неделю свободен.
Стас накинул куртку.
— Нет, — Станислав подошел к нему, — возьми мою.
— Ты боишься, что она меня не узнает?
— Ей приятнее будет увидеть меня… то есть тебя в старой куртке.
— Ну и знаток женского сердца!
Стас открыл дверь в коридор. И остановился.
— Слушай, а что я ей скажу?
— Извинись, что был занят… ну, скажи что-нибудь. Можешь даже разочаровать ее в нас. Только не обижай.
— Жалеешь?
— Иди-иди. Я бы на твоем месте не колебался.
— Регина?
— Да-да, Регина. У нее светлые волосы, прямые светлые…
Стас пошел к лифту.
Станислав сел в кресло, рассеянно вытащил из пачки сигарету. Посмотрел на нее, словно не мог сообразить, что делать с этой штукой, потом сунул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. Закашлялся и расплющил сигарету в пепельнице.
— Берегите составные части, — пробурчал он чьим-то чужим голосом. — Они вам дадены не для баловства.
Он посмотрел на часы.
Стас уже у входа в зоопарк.
Станислав снова поднялся, подошел к окну и, упершись лбом в стекло, смотрел вниз и направо, в темную зелень парковой зоны. Словно мог разглядеть кого-то за три километра. Ничего он, конечно, не увидел. Вернулся к столу, раскурил еще одну сигарету и затянулся. А когда откашлялся — затянулся еще раз.
Юлия Новакова
Заклинатель корабля
Даже в наши просвещенные времена многие верят, что, разбив зеркало, вы обрекаете себя на семь лет невзгод. Но никто не говорит, что произойдет, если вы возьмете разбитое зеркало и склеите осколки. Думаю, нужно будет придумать историю об этом. Или я расскажу вам свою собственную — историю разбитого зеркала.
Я мог бы начать тридцать четыре субъективных года назад, с того момента, когда я был зачат — уже расколотым. Или я могу сразу перенести вас прямо сюда: всматриваться в тьму и размышлять над ее значением. Но это не обычная тьма. В инфракрасном свете она сияет чуточку ярче фона. Вы ошибочно приняли бы ее за чрезвычайно холодного и тусклого коричневого карлика, пока не измерили бы массу, гравитацию и состав. И вот тогда бы вы лицом к лицу столкнулись с проблемой. То, что вы пытаетесь описать, — это черный карлик
[8]; остатки старой, давно исчезнувшей звезды. По-настоящему древней. И если вы не пропускали уроки физики, сейчас у вас перехватило бы дух и вы воскликнули бы: «Невероятно!»
Вот только все доказательства перед вами. Невозможное существует, измерения проводились бесчисленное множество раз, и все дали один результат. И теперь вы наблюдаете этот возмутительный объект с расстояния нескольких световых лет. Вам отчаянно хочется изучить его поближе.
И вот тут-то в этой истории появляюсь я, вместе с Джордано Бруно и четырьмя другими давно умершими знаменитыми исследователями космоса.
* * *
— Трудно разглядеть, правда?
Я вздрогнул и резко развернулся в невесомости. Посетитель не только смущал меня пристальным взглядом, но и прервал беззвучный диалог в моей голове. Это был полковник Торрес собственной персоной — в чьих еще устах столь невинное замечание может прозвучать как обвинение?
— Я не пытался его увидеть.
Полковник фыркнул:
— Врешь. Все хотят увидеть его сами, даже если знают, что ничего не разглядят.
Торрес был прав; я действительно пытался на глаз определить местоположение объекта. Однако на таком расстоянии его видимый диаметр будет меньше двух угловых дуги. Много — для любого светящегося или освещенного объекта. Такие можно без усилий заметить с первого взгляда. Но очень мало, если то, что вы пытаетесь разглядеть, — чернее смолы.
Мы преодолели почти пять световых лет, чтобы оказаться рядом с объектом, который даже не в состоянии увидеть.
— Там, — сказал я. — Звезда Ross 1015-В должна быть между теми двумя, прямо на линии взгляда. Можно заметить изогнутую линию света вокруг нее.
Полковник нахмурился.
— Это тебе корабль только что сказала, да?
[9]
Я не отрицал. Я ждал, что он объяснит причину своего визита, но его лицо оставалось непроницаемым, хотя я хорошо умею считывать эмоции. Рядом со мной он всегда вел себя осторожно.
— У нас проблема с одним из шаттлов. Разберитесь с ней, — сказал Торрес с обычной своей прямотой.
Я последовал за ним через главный отсек, вращающуюся секцию. Чувствовать свой вес было странно. В отличие от большинства людей, мне всегда было комфортнее в невесомости. Но думаю, это самая незначительная из моих странностей.
В коридорах раздавалось необычное жужжание. Казалось, всем, кто уже проснулся, вдруг понадобилось куда-то идти. В основном это были военные, ученых я не заметил. К тому же Торрес упомянул шаттл, хотя никакого вылета в расписании не значилось. Мне следовало разобраться, что же происходит.
«Джордано Бруно» определенно должна знать.
Что тут творится?
Секретная информация, — ответила корабль. В моей голове эти слова прозвучали как извинение.
Я просмотрел недавние сведения. Но в доступных мне данных не было ничего, что могло бы санкционировать запуск шаттла.
Надеюсь, Торрес предоставит объяснение, как только мы доберемся.
Снова приятная невесомость; секция стыковки на оси «Джордано Бруно». Еще больше шума.
— Ближайший, — сказал Торрес. — Он слишком медленно реагирует на настройки навигации; все остальное, кажется, в порядке. Исправь это.
Как будто это так легко и зависит только от меня…
Я пристегнулся, прошептал короткое извинение «Джордано» и оборвал связь с кораблем. Затем потянулся за кабелем «Николая Коперника».
Я почувствовал присутствие чужого разума, как только коннектор коснулся моего интерфейса. И теперь я мог соединиться с этим разумом, сблизиться; видеть, слышать, обонять и ощущать вкус — все, что испытывал сейчас он. Он казался ужасно маленьким и простым по сравнению с обширной сетью разума «Джордано Бруно». Квантовые компьютеры шаттлов были на несколько порядков слабее корабельного. Если «Бруно» был человеком, то «Коперник», «Кеплер», «Браге» и «Галилей» — ящерицами. Идея состояла в том, чтобы назвать суда экспедиции в честь известных астрономов. И только корабль назвали именем того, кто формально астрономом не был.
