– Скажите, а Даша не делилась с вами своими планами по продаже своей доли?
– Значит, она все-таки это сделала!
– Что сделала?
– Уж как я ее отговаривала, когда Даша прибежала в один день и защебетала, что нашла деньги на раскрутку бизнеса, о котором грезила. Я удивилась, спросила, откуда финансы, а она возьми да ляпни, что нашла покупателя на свою комнату. И что, если получится уговорить Машу, они смогут купить две квартиры поменьше в другом районе!
– И вы это одобрили?
– Смеетесь?! Да я наорала на нее, пыталась объяснить, что их могут обмануть, и они останутся на улице, а помочь некому… Однако проблема не в этом, а в том, что план Даши был неосуществим: она не могла продать муниципальное жилье!
– Погодите, разве квартира не находилась в долевой собственности у девочек?
– Видите ли, по закону жилплощадь не передается в собственность сирот, если только они до двадцати трех лет не выкупят ее у государства по рыночной стоимости. Сами понимаете, откуда у них деньги? Да и вообще в этом нет смысла: получается, чтобы продать квартиру или ее часть, нужно сначала ее купить – бредятина какая-то!
– То есть они не имеют права приватизировать жилье?
– При предоставлении жилья заключается не договор о дарении, а договор о временном проживании на указанный период.
– И что это за «указанный период»?
– Пять лет. Договор может пролонгироваться бессрочно вплоть до момента смерти воспитанника.
– Странно…
– Да, странно. Потому что Даша, казалось, меня не услышала. Она выглядела на удивление безмятежной создавалось впечатление, что у нее все на мази, и она уверена в том, что делает. Честно говоря, за Дашу я не слишком беспокоилась, ведь у нее всегда была голова на плечах – ну, я так считала, пока она не прискакала с этой бредовой идеей о продаже жилья, а вот Маша…
– А что Маша?
– Понимаете, об этом не принято говорить, но многие наши дети привыкли считать, что им все должны – государство, родители, воспитатели. И, разумеется, другие люди – соседи, работодатели… Обратной стороной инфантилизма воспитанников является то, что они слишком доверчивы и легко попадаются на самые простые уловки мошенников. Маша была именно такой. Чуть что, она заводила шарманку с музыкой «все меня бросили». Она не отличалась трудолюбием, любила погулять, часто сбегала из нашего дома, а через несколько дней либо возвращалась сама, либо ее приводили полицейские. В одну из таких отлучек она забеременела…
– Сколько ей было?
– Тринадцать.
Антон тихонько присвистнул.
– Как видите, у руководства был лишь один выход – аборт.
– Как она это перенесла?
– Как кошка – отряхнулась и побежала дальше. В прямом смысле. У нее с подросткового возраста были проблемы с алкоголем – сказывалась плохая наследственность, ведь оба ее родителя померли от пьянки… Начинала с пива, как водится, а потом и водочку полюбила, и бодягу всякую – что достать удавалось. И ведь ей нельзя было злоупотреблять алкоголем – только не с такими проблемами с сердцем! Я не считала Машу хорошей соседкой для Дарьи, но надеялась, что пример последней окажет на нее положительное влияние! Дашу, как принято говорить, ангел поцеловал в темечко, и я всегда считала, что уж у кого-кого, а у нее все сложится наилучшим образом!
– Так вы не знаете, осуществила ли она свое намерение?
– Мы не виделись несколько недель. Я звонила ей, но Даша говорила, что занята и не может приехать – хозяйка, дескать, сильно ее загружает, и нет времени даже поболтать… Если б я только знала!
– Вы знаете адрес квартиры, в которой прописаны Ладогина и Субботина? – спросил Антон.
– Я никогда там не бывала, но, думаю, если поискать…
– Сделайте одолжение, поищите.
Жирикова тяжело поднялась на ноги и пошла к выходу: ее движения были замедленными и неловкими, словно ей на плечи внезапно опустилась вся тяжесть мира.
* * *
Мономах сделал пару глубоких вдохов, после чего постучал в дверь кабинета Нелидовой.
Он клял себя за то, что связался с начальницей – никогда нельзя завязывать подобных отношений на работе! С врачом или медсестрой из другого отделения – почему бы и нет, но только не с боссом!
Беда в том, что в начале отношений Мономах понятия не имел, что Нелидова станет его начальницей, а вот она, напротив, была в курсе сего факта, однако предпочла не ставить в известность Мономаха. Видимо, где-то в глубине души она понимала, что в таком случае он не согласился бы на связь, которая могла подставить под удар их обоих. Но в особенности его.
– Зачем тебе понадобилось лезть к чужому пациенту? – с порога набросилась на него Анна. – Какого черта ты вмешиваешься в процесс лечения?
– В какой такой процесс? – удивился Мономах. – Я просто поболтал с пареньком…
– Зачем?
– Меня попросила Суламифь.
– Неизвестный – не ее пациент, она просто делала ему операцию, как и ты. Лечащим врачом парня является Дуров, ясно?
– Кристально. Так это он, что ли, тебе нажаловался?
– Он был вынужден, потому что пациент впал в истерику после твоего визита! Он ничего не помнит, но ты пытался влезть ему в голову…
– Увы, таких сверхспособностей у меня нет!
– И слава богу!
– А вот и не слава: ты же главврач…
– И.О.!
– Неважно! Неужели тебе все равно, что мальчишка лежит здесь совсем один, никому не нужный?
– Мне не все равно, но кто виноват в том, что с ним случилось? Суламифь настаивает, что единственный человек, который может помочь, этот, как его…
– Сержант Котов.
– Точно, Котов! Он – единственный, кто может начать искать родственников больного. А Кац не желает допускать его к пациенту, считая, что Котов нарушит его хрупкую психику. Зато она с удовольствием допускает к нему тебя, человека, не имеющего отношения к органам следствия, и предлагает допросить потерявшего память парня! Я бы еще поняла, если бы ты был психиатром или, на худой конец, психологом, но ты…
– Костолом?
– Костоправ! Чем ты его довел до ручки?
– Кого, Дурова?
– Неизвестного!
– Да ни о чем особенном я не спрашивал – только о том, помнит ли он аварию, или хотя бы как оказался там, где его обнаружили.
– А он что?
– Утверждает, что ничегошеньки не помнит.
– И почему ты ему не веришь?
– Ему не верит Суламифь, и мне этого достаточно!
– Если он врет, давайте пригласим Котова? Он разберется!
– Не думаю, что это хорошая мысль.
