– Твоя дочь – моя собственность.
Моё лицо задергалось. Нервный тик от душевной боли. Я не придумала ничего лучше, как встать перед Родионом на колени:
– Пожалуйста, продай лучше меня на органы. Продай всё, что считаешь нужным: почки, печень и даже сердце. Всё забирай, мне ничего не жалко. Ты же сам говоришь, это прибыльное дело и тебе хорошо заплатят.
– Дура! Мне не нужны твои органы. У меня есть отличный заказ. Мне нужны органы твоего ребёнка.
– Пожалуйста…
– Я в последний раз повторяю. Говори, в какой больнице лежит твоя дочь, иначе я прямо сейчас отдам тебя на растерзание собакам…
Я назвала адрес больницы, которая находилась рядом с моей московской квартирой.
– Она должна быть там.
– Должна быть или там?
– Родственники обещали положить её именно в эту больницу.
– Дай телефон родственников.
– Они всё равно ничего не скажут, – лихорадочно затрясла я головой. Меня в буквальном смысле стало колбасить. Я больше не могла жить в этой страшной реальности.
– Мы знаем, как разговаривать с людьми, чтобы услышать от них то, что нам нужно, – гнул свое Родион.
– Я назвала вам больницу, где лежит моя дочь. Она действительно там находится. Родственникам звонить не стоит. Они могут заподозрить неладное и обратятся в милицию. Тем более, я исчезла и не выхожу на связь.
– Мои ребята сейчас едут за ней. Будут звонить мне из Москвы. Если ты наврала, я сам лично буду тебя пытать, вырезать твои внутренности и скармливать их своим голодным псам.
Я встала с колен и чуть слышно произнесла:
– Я бы хотела помыться и получить медицинскую помощь. Я истекаю кровью.
– Сейчас ребят отправлю и пришлю к тебе свою домработницу, – пообещал Родион и закрыл за собой дверь.
Я вновь привалилась к стене и подумала, что пока насильники будут ехать на машине в Москву, у меня есть время, чтобы попытаться сбежать из этого Ада…
Глава 20
Пришла женщина, представившаяся домработницей Родиона, и повела меня в душ. Я с облегчением вздохнула. Самое время готовиться к побегу. Если женщина нормальная, у меня есть шанс поговорить с ней по душам и хоть немного разжалобить. Но что-то подсказывало, что нормальные люди не смогли бы тут задержаться даже на сутки.
В душе она дала мне чистый халат, ночнушку и махровые тапочки.
– Что там у тебя кровит? – сухо поинтересовалась она. По её невозмутимости создалось впечатление, что это обычное, плёвое дело и в этом доме постоянно кого-нибудь насилуют.
– Меня вчера изнасиловали. Очень жестоко.
Женщина с равнодушным видом протянула мне коробочку с кремом и всё так же, без эмоций, произнесла:
– Смажь, где кровит. Крем целебный. Заживёт как на собаке.
За ней закрылась дверь, а я встала под душ и заскулила от боли. Тёплая вода соприкасалась с телом, которое неимоверно жгло и горело. Намазав больные места кремом, я надела ночную рубашку, накинула халат, сунула ноги в тапочки и, открыв дверь, столкнулась с ожидающей меня в коридоре женщиной.
– У меня голова кружится. Можно мне попить горячего чая и подышать свежим воздухом?
– Чай попить можно, а вот насчёт улицы нужно спрашивать у хозяина. Он вряд ли согласится.
– Ну, как самочувствие? – неожиданно услышала я голос Родиона.
– Голова кружится от духоты. Можно посидеть на крыльце?
– Да ты что?! Мои собаки сразу тебя порвут.
– А может, их на время привязать?
– Лола, ты что, убежать решила? Отсюда убежать невозможно, если только прямой наводкой в Эмираты. Давай приводи себя в порядок. Ты должна товарно выглядеть. Я хочу получить за тебя хорошие деньги.
– Да как я могу хорошо выглядеть, если в твоём подвале жутко сыро и дышать нечем?
– Тебя сейчас переведут в комнату на первом этаже. Там есть небольшое окошко с решёткой, так что будешь дышать и даже видеть солнечный свет.
Мне не удалось попить на кухне даже чаю. Родион тут же отвёл меня в мою новую комнату, похожую на тюремную камеру. Серые стены и крохотное окошко под потолком, с толстой решёткой. Даже если и была бы возможность подпилить прутья, то я бы вряд ли смогла в окно пролезть.
– Вот твой новый люкс, – подколол меня Родион.
Я не оценила его чёрный юмор и вошла в комнату с кислой физиономией.
– Видишь, я всё же оказался намного гостеприимнее тебя. Ты держала меня в подвале, а я выделил тебе люкс с окном.
Родион вновь подошёл ко мне вплотную, сделал свой любимый жест, взяв меня за подбородок, и поинтересовался:
– Ну что там, мои ребята сильно тебя помучили?
Я не ответила и стояла как столб.
– Знаю, что отодрали они тебя хорошо. Давай поправляйся. Я тоже захотел с тобой покувыркаться. Вспомнить былое. Ведь там, у меня в кабинете, нам было хорошо вместе. Знаешь, мне так хочется тебя унизить! Просто руки чешутся. Вставай на колени.
– Зачем?
– Вставай на колени. Я тороплюсь. Мне нужно по делам ехать.
Я встала на колени только после того, как Родион ударил меня по голове. Он тут же расстегнул ширинку, достал свой член и, взяв меня за волосы, приблизил мое лицо к себе вплотную.
– Давай, поработай хорошенько. Сделай так, чтобы я на тебя не разозлился.
Я закрыла глаза от отвращения и принялась ублажать своего врага.
– Молодец. Хорошая девочка. – Родион похлопал меня по щеке. – Когда приеду – повторим.
Как только за Родионом закрылась дверь, я упала на кровать и вновь заревела. Когда слёзы закончились и больше нечем было плакать, я подошла к двери и стала стучать.
– Что надо? – раздался за дверью голос домработницы.
– Откройте дверь. Мне нужно в туалет!
– Ведро стоит под кроватью, – ответила она всё так же невозмутимо. – Хоть по-большому ходи, хоть по-маленькому. Мне разницы нет. Сейчас мужчин в доме нет, и мне открывать дверь не велено. Когда они вернутся, ты своё ведро сама в туалет вынесешь.
– Но я не могу ходить в ведро.
– Учись. Нужно же когда-то начинать.
– Я не сбегу. Пожалуйста, откройте дверь. Я только дойду до туалета и обратно.
– Ты что, русского языка не понимаешь? Я же тебе сказала – не велено.
За дверью стало тихо, и я принялась стучать по ней кулаком, а потом ногами. Но к двери больше никто не подошёл. Я всхлипнула. Бежать отсюда действительно нереально. Эти двое доедут до Москвы, выяснят, что в больнице нет моей дочки, позвонят Родиону, и тогда начнётся страшное… Конечно, даже под дулом пистолета я никому не скажу, где моя дочь. Пусть лучше меня убьют, но я не выдам место, где она находится, как бы мучительно меня ни пытали и какую бы смерть мне ни заготовили… Единственное, за что я переживаю, – только бы они сами её не нашли. Если у них есть мой мобильник, сделать это просто.
