Может, вся штука заключается в том, что присушил, приворожил ее Пашка? И с ним тесно — но врозь настолько скучно, хоть плачь! И все ее побочные романы мимолетные — только суррогат, тоска, замена настоящей страсти, которую может дать Пашуля? А он, чудило, не понимает, ревнует, бесится — но ведь тоже от себя ее далеко не отпускает, не прогоняет, не увольняет. Хотя после той истории, когда дурак Нурлан с тюльпанчиками явился к ней в столицу чуть ли не свататься
[4], она уверена была, что Синичкин пошлет ее далеко и надолго. Но нет, сначала держал ледяную паузу, а потом свел их отношения к взаимовыгодному сотрудничеству. Хотя, может, в этот раз честней было бы покончить с их затянувшимися отношениями.
В общем, в сильнейшей неудовлетворенности самой собой и своим положением пребывала Римма — а тут еще работай!
Она специально поехала на дачу к Юлии Игоревне на электричке — на миру и смерть красна, может, хоть пассажиры своим видом и россказнями ее развлекут. Но от себя не убежишь — сидела, уткнувшись в окно, а попутчики, как и бесконечные коробейники, впаривающие свой нехитрый товар, от пластыря до шариковых ручек, только раздражали. А когда слабоголосый, но чувствительный дед-гитарист с седыми длинными волосами, какой-то недовымерший «каэспешник», спел старинную песенку: «Ты у меня одна», — она чуть не разрыдалась и сунула ему в сумочку целый стольник.
А тут и Пашка позвонил — но, как водится в последние времена, строго по делу: просил выяснить, знала ли Юлия Камышникова — Порецкая — о смертельной болезни отца.
Наконец, дотащились до искомой станции. Отсюда еще пару километров по проселку трюхать — хорошо хоть пешком, не надо на автобус или маршрутку перегружаться. А она уже опаздывала — эта фря, Юлия свет Игоревна, назидательно приказала: «Приезжайте строго к двум, пока мы спим», — имея в виду под «мы» своего грудничка сопливого.
Правда, едва Римма вышла на проселок, как тормознула рядом с ней женщина на «Киа Рио» — старая-престарая, под восемьдесят, а туда же, рулит. Высунулась с водительского сиденья, спросила бархатным преподавательским тембром:
— Девушка, вы в Малинники путь держите?
— Конечно.
— Подвезти?
— Буду премного благодарна.
— Садитесь. Денег не возьму, считайте, благотворительность. — А когда Римма на пассажирском сиденье устроилась, полюбопытствовала: — А вы к кому следуете? Да налегке? К нам тут без сумок с продуктами редко ходят, магазина нет.
— К Камышниковым я. К Юлии Игоревне.
— В гости?
— Нет, по работе.
— Да? Какая ж у Юльки-то работа, сынуле едва годик минул?
— Так она и не работает. Работать с ней буду я.
— Да? И по какому, если не секрет, вопросу вы к Камышниковой?
Конечно, в клиентском договоре у них с Пашкой значилось, что обстоятельства дела являются строго конфиденциальными, включая даже сам факт обращения заказчика в сыскное агентство. Но в то же время соглашение давало им право опрашивать граждан об обстоятельствах события, по случаю коего их наняли. Поэтому Римма не видела большой беды в том, чтобы сказать соседке правду — вдруг та какой информацией владеет?
Римма и выложила все как есть. Мол, она частный детектив, расследует гибель отца Юлии Игоревны.
— Да, слышала я, что они отца схоронили. Но ведь он, говорят, с собой покончил?
— Младшая дочь, Полина, так не считает. А вы его самого-то, Игоря Николаевича Порецкого, знавали? — завязывался между ними непринужденный, практически соседский разговор.
— Нет, даже и не видела никогда. Он, по-моему, сюда и не приезжал ни разу. Ведь Камышниковы эту дачу снимают, и не так давно, второе лето. А у Порецкого-старшего, говорят, своя загородная недвижимость имелась, и со всеми, что называется, пирогами. Однако туда Юльку с Костиком не зовут, потому как зять там явно ко двору не пришелся.
Дама аккуратно рулила по проселку, умело объезжая ямы, и не переставала рассказывать. Римма возблагодарила небо, которое дало ей одновременно и средство передвижения, и источник информации.
— А вы откуда знаете, что Константин с Игорем Николаевичем не ладили, раз старший Порецкий даже не приезжал сюда? Юля рассказывала?
— Да и Костик отзывался о тесте крайне скептически. Он такой, знаете ли, парень не промах — зять из тех, что любит взять. И, конечно, выказывал недовольство тем, что у тестя прекрасная трехэтажная дача, однако он молодую семью с внучком-младенцем игнорирует, а им приходится ютиться здесь, на шести сотках, и туалет с душем на улице.
— А вы не помните, кстати: восьмого июня, в пятницу, и на следующий день, в субботу, девятого, Юлия и Костик что делали?
— Восьмого июня, говорите? Это как раз когда Голунова за наркотики арестовали? И демонстрации начались?
Римма за политикой не следила, но порылась в памяти:
— Да, те выходные, что как раз перед двенадцатым июня были.
Дама слегка задумалась, а потом высказалась:
— Юлька все время на даче была, с Матвейкой. А Костик — в Москве, работал. Я еще Юлю спрашивала, когда муж появится. А она отмахнулась: сказал, что поздно. И в ту ночь, с пятницы на субботу, приехал он только под утро — я не спала, знаете ли, старческий сон недолог, в окошко выглянула, около пяти утра было, уже солнце встало — а он как раз подкатывает, ворота открывает. Точно, в ночь на субботу девятого июня дело было.
«Значит, если Порецкого убили, — подумала Римма, — у Костика хватило времени замести следы и добраться до дачи».
Он ей как-то априори не нравился, этот Костик.
Они подъехали к воротам, ведущим на дачные участки, которые никем не охранялись, Римма вышла, открыла их, а потом затворила.
Дачный поселок оказался из разряда беспонтовых. Наделы по шесть соток, бревенчатые избы, дощатые веранды. Газа нет. За заборами наливаются яблони. Деловито трусит впереди машины бездомная собачонка.
Водительница остановилась.
— Вот дом, что Камышниковы снимают, — кивнула через улицу. — А я здесь живу, напротив. Если будут еще вопросы, милости просим. О, как неожиданно в рифму получилось: «вопросы — милости просим».
— Большое спасибо, что подвезли.
Римма была благодарна шоферше с ее старческой болтливостью и ригидностью.
Она спросила ее телефон и выманила разрешение позвонить, если вдруг понадобится. Тепло попрощалась со старушкой и помогла ей раскрыть ворота, ведущие к ней на усадьбу. Потом перешла через устланную летней пылью улицу и подошла к калитке напротив.
Бревенчатый старый дом с наличниками украшали довольно новая терраска и высокое крыльцо. Подле крыльца стояла детская коляска. В ней самозабвенно дрых младенец. Рядом были вкопаны деревянный стол и лавочка, на которой сидел, уткнувшись в телефон, довольно молодой парень с залысинами.
