На следующее утро по дороге в парк я остановился, чтобы купить жареной кукурузы. Я попытался было заплатить, но торговец отказался брать деньги, и это стало первым подношением, которое было вдохновлено моими монашескими одеждами. Это сделало меня по-настоящему счастливым. День был особенно ясным и свежим – ни облачка, ни малейшего знака дождя, прямо как совершенная погода моего сна этой ночью. Я прошел в парк Паринирваны, снова показав свое удостоверение личности, и отправился на его дальнюю сторону. Обстоятельства складывались самым приятным образом.
Я наслаждался полетом. Наслаждался встречей с торговцем, и кукуруза была вкуснее почти всего, что я когда-либо пробовал. Мысли о доме, смешанные со сладкими воспоминаниями об утре. Но здесь, в парке, образы дома, кукурузы, торговца, полета – все существовали на равном отдалении от меня. Один образ не был ближе или дальше, чем другой. И так же я не мог сказать, что одна мысль более реальна, чем другая. Эти мысли, образы, концепции просто проплывали мимо, как облака. Воспоминания о доме могут натыкаться на эмоциональные узлы, но сама мысль о доме коренилась в объекте под названием «дом» не больше, чем образ кукурузы жил в растении под названием «кукуруза». Когда мы перестаем исследовать качество этих мыслей-облаков, они проявляются, скорее, как сны, чем как то, что мы обычно считаем реальным. Ни сновидения, ни мысли в состоянии бодрствования не обладают основательностью или прочностью. Но пока мы не пробудимся к реальности, дневные и ночные восприятия способны приносить беспокойство в нашу жизнь.
Я уже не тот человек, которым был в Варанаси. За последние сорок восемь часов я побывал в аду, принял прибежище в комнате отдыха на вокзале, провел время со своими учителями, особенно Ньошулом Кхеном Ринпоче, поболтал с Нагасеной, чтобы еще раз убедиться, что мои титулы – всего лишь внешние маски. Я испытывал грусть и одиночество, уверенность, оптимизм и подавленность. Но ум, который пребывал в таком сильном возбуждении, исчез. Умер. Это не значило, что он не появится снова, – он может родиться заново. Что бы ни произошло – все хорошо.
Решение сделать переход к жизни нищего на улице плавным казалось мне разумным. Я не умер физически как Мингьюр Ринпоче, но находился в промежуточных состояниях ума. Я летел сквозь пространство, не более плотный, чем радуга. Пересекал пейзажи ума и оказался заново рожденным в этом мире, с человеческим телом – но не совсем таким, какое было у меня вчера. Если мы можем осознать изменения в теле, то можем развить ощущение обновления и испытывать прилив энергии, достаточной для того, чтобы полно проживать свой лучший день – перед тем, как пойти спать и снова умереть.
Глава 18
Из темноты на свет
Отец объяснял мне: «Если мы не способны постоянно умирать, значит, будем в конечном итоге жить, как гриб – форма жизни, которая произрастает на мертвой материи и живет в темноте».
С общепринятой точки зрения жизнь предшествует смерти. С точки зрения мудрости, смерть цепляния за эго предшествует жизни. Пока мы не пробудимся к чистому восприятию, которое не искажено и не окрашено культурой и импульсивными желаниями, мы будем бродить словно лунатики, не живя полной жизнью ни ночью, ни днем, словом, будем в конечном итоге жить, как гриб. С точки зрения мудрости, чтобы пробудиться к реальности в этой жизни, мы должны сначала отпустить ограниченное, обусловленное «я» и позволить ему умереть.
Однажды я видел такую карикатуру: хиппи-искатель забрался на вершину горы, чтобы спросить у мудреца: «Ты можешь предсказать мое будущее?»
И мудрец ответил: «Конечно. Легко. Если ты не пробудишься, твое завтра будет точно таким же, как сегодня».
Наш рациональный ум знает: если сегодня точно такое же, как вчера, то наши тела никогда не умрут. Но они умирают. Сегодня просто кажется таким же, как вчера. Даже этот пример показывает отличие между историями, которые мы рассказываем сами себе, и тем, что существует на самом деле. Мы видим, что наши чувства не соответствуют действительности. Наши тела меняются, в то время как ум застрял на одном месте. Это не очень хорошая установка для жизни, особенно когда мы начинаем стареть. Однако прямо сейчас мы можем начать развивать бо́льшую чувствительность к тонким повседневным изменениям и умению отпускать, которому они могут нас научить.
В рамках бардо этой жизни каждое наше начинание проходит три этапа, и они соответствуют бардо умирания, бардо дхарматы и бардо становления. Работает это так: новые отношения с романтическим или бизнес-партнером, новый начальник, новый дом или домашний питомец – любое начало чего-либо начинается с момента смерти. Чтобы вступить на не отмеченную на карте новую территорию и полностью открыться тому, что она предлагает, мы должны отпустить свои заветные представления о том, как все должно работать, позволить им раствориться. Только умерев, прошлое больше не будет преобладать в настоящем. Тогда мы сможем в полной мере оценить сладость свежести, которая сопутствует этому этапу.
Мы так часто принимаем решение придерживаться очередной диеты или пойти в спортзал, особенно в Новый год, но лишь для того, чтобы увидеть, как старые шаблоны прочно утверждаются заново. Когда привычное поведение подавляет наши новые устремления, мы не можем двигаться вперед, несмотря на все свои благие намерения. Когда проблемы прошлого затмевают настоящее, тогда мы живем в темноте и не можем получить пользу от заряжающего энергией перерождения. Мы привносим в новый мир старые фантазии о совершенстве и идеале, и преуспеть в новом деле становится очень сложно.
Естественно, мы опираемся на навыки, таланты и творческие способности, которые развили в прошлом. Но чтобы по-настоящему быть успешными в новой ситуации, мы должны оставить свои привязанности. Это соответствует бардо умирания. Со смертью наших тел у нас нет другого выбора, кроме как оставить жизнь, которую мы знали. Но у нас есть выбор – отпустить свои привязанности или держаться за них.
В самом конце жизни наших тел из плоти и крови каждому из нас дается потрясающая возможность распознать бессмертное осознавание. Двойственный ум, который был привязан к телу, автоматически освобождается во время разрушения нашей основной структуры, и возникает явный разрыв. Этот процесс – более ярко выраженная версия того, как двойственный ум распадается и растворяется, когда мы засыпаем. Мы проводим такие параллели между бардо и ситуациями в этой жизни, чтобы распознать непрерывный процесс собственного умирания и перерождения. Благодаря этому мы сможем жить радостной жизнью прямо сейчас. Это также готовит наше восприятие к большей смерти, которая происходит, когда наши тела отказывают нам.
Если в самом конце жизни мы распознаем сияющую пустотность, которая за пределами смерти, то не перейдем на следующий этап или в следующее бардо. Став единым целым со смертью и распознавая этот союз, мы сможем войти в бессмертный мир, который представляет собой вечное настоящее, не обусловленное прошлым или будущим. Оно за пределами времени, за пределами начала и конца. В этом состоянии нет следующего этапа. Мы познаем совершенную свободу в ситуации, в которой находимся – в новых отношениях, на новой работе, – не сравнивая ее с прошлым, не ожидая будущего, не строя ожиданий, не преувеличивая возможности, не испытывая страха или настороженности, не делая из мухи слона и не отрицая неприятные моменты.
