— Надеюсь, вы не имеете в виду иностранца? — спросил Эдди с замиранием сердца.
В те времена с недоверием относились ко всем иностранцам, будь то принцы, пролетарии или продавцы елочных игрушек — независимо от того, начиналось название рода их деятельности с буквы «п» или нет.
— Конечно, нет, мой юный друг! — поспешил заверить мальчика актер-импресарио, явно шокированный столь нелепым предположением. — Неужели ты думаешь, что я предложил бы тебе — неопытному актеру и, по сути дела, совсем еще ребенку — роль иностранца в присутствии леди, которая находится в такой близости от нас ввиду ограниченности пространства, которым мы располагаем?
— Я как-то встречалась с одним иностранцем, — сообщила Безумная Тетя Мод, в глазах которой появился какой-то странный блеск. — Его было не видно и не слышно, но я ощущала его запах. Кто-то натер его…
— Луком? — высказал предположение Эдди.
— Хороший мальчик, — похвалила его Безумная Тетя Мод.
Она взяла Эдди за подбородок и положила ему в рот катышек шоколадного драже. По крайней мере, Эдди надеялся, что это шоколад. Шарик был похож на шоколадный, но, зная свою двоюродную бабушку, он не исключал, что это мог быть и мышиный катышек.
Нервно проглотив это сомнительное лакомство, Эдди нагнулся вперед, чтобы ему было лучше видно актера-импресарио, которого то и дело загораживала от него Безумная Тетя Мод.
— Если это не иностранец, то кто? — спросил Эдди, сгорая от любопытства. — Какую роль вы собираетесь мне предложить, мистер Памблснук?
— Роль мальчика-сироты, — ответил актер-импресарио.
Те из вас, кто обладает хорошей памятью и/или хотя бы одной мозговой извилиной, уже поняли, что с этого мгновения жизнь Эдди пошла наперекосяк.
Серьезное недоразумение
Эпизод 9,
в котором мы встречаемся с китайской императрицей и другими важными персонами
— Что нужно зарубить себе на носу, если хочешь сыграть кого-нибудь на сцене? — спросил мистер Памблснук, старательно заворачивая выбитый зуб в носовой платок.
Как вы помните, зуб выпал у него изо рта, когда Безумная Тетя Мод ударила его по лицу хвостом своего горностая примерно полмили тому назад.
Между тем Эдди тоже пришлось воспользоваться носовым платком, но с другой целью: чтобы остановить кровь, которая опять потекла у него из носа после того, как его двоюродная бабушка саданула его другим концом Малькольма (или Салли — кому как больше нравится). В душу Эдди закралось подозрение, что Безумная Тетя Мод способна нанести своим горностаем больший урон, чем средняя по величине армия со всем ее арсеналом и обозом.
— Что нужно зарубить себе на носу, если хочешь сыграть кого-нибудь на сцене? — повторил Эдди и крепко задумался. Через пару минут ответ был готов: — Не выходить из роли, что бы ни случилось.
— Это уже не лезет ни в какие ворота! — воскликнула Безумная Тетя Мод и, откинувшись на спинку сиденья, стала рыться в своей дорожной сумочке.
— Отлично! — воскликнул мистер Памблснук. — Золотые слова, мой мальчик! Однажды со мной произошел такой случай. Когда я играл роль большого лесного ореха в пьесе «Разделанный под орех», у меня был костюм из настоящих лесных орехов, изготовленный моей любимой женой.
— Ленивой женой? — встрепенулась Тетя Мод. — Вы должны были поколотить ее палкой так, чтобы на ней не осталось ни одного живого места! Ни дюйма живой кожи!
Как известно, в дюйме примерно два с половиной сантиметра, но дело происходило в те стародавние времена, когда нельзя было сказать: «чтобы на ней не осталось и двух с половиной сантиметров живой кожи».
— Моей любимой женой, — поправил ее мистер Памблснук. — На чем я остановился? Ах, да. Я играл роль большого лесного ореха, когда семья белок — должно быть, белки устроили себе гнездо на крыше амбара, который мы использовали в тот день в качестве театра, — выпрыгнула на нашу сцену…
Эдди хотелось, чтобы актер-импресарио поскорее перешел ближе к делу, но опыт общения с ним подсказывал, что бесполезно торопить человека, который привык употреблять семьсот двадцать три слова там, где можно обойтись одиннадцатью. (Между прочим, я не советую вам пересчитывать слова, произнесенные мистером Памблснуком. С моей стороны это была всего лишь фигура речи. Если вы еще не знаете, что такое фигура речи, я не вижу в этом ничего страшного. Я вот тоже не знал, что такое четырехколесная телега, груженная сеном, пока она не наехала на меня, когда я в двадцатитрехлетнем возрасте приехал в деревню навестить родственников, однако это не причинило мне особого вреда. То есть сама-то телега причинила мне вред, да еще какой, но вы поняли, что я имею в виду.)
— Приняв меня за гигантский лесной орех, белки облепили меня со всех сторон и принялись грызть мой костюм из орехов, — продолжал мистер Памблснук. — В такой ситуации простой смертный выскочил бы из костюма и убежал со сцены подобру-поздорову, но я поступил иначе. Потому что я актер! Трагический актер! Я играл роль лесного ореха перед публикой и поэтому должен был при любых обстоятельствах оставаться лесным орехом. И целая банда маленьких лесных разбойников не смогла бы заставить меня…
— Каких разбойников? — прервала его снова встрепенувшаяся Тетя Мод. — Морских? Значит, на вас напали пираты?
— Не пираты, мадам, — поправил ее мистер Памблснук с бесконечной кротостью. — Это были не морские, а лесные разбойники-белки.
Все еще прижимая к носу запачканный кровью платок, Эдди пытался понять, почему его двоюродная бабушка стала с некоторых пор плохо слышать. С чего бы это вдруг? Ведь у нее не было проблем со слухом в начале путешествия.
— Итак, представление продолжалось, — продолжил свой рассказ мистер Памблснук. — Я оставался в костюме и в роли и вел себя так, как стал бы вести себя на моем месте настоящий лесной орех, на который напали белки… Я остался в образе… Ключ к успеху спектакля — это актер, мой мальчик!
Эдди так и подмывало спросить, как ведет себя настоящий лесной орех, когда его грызут белки (по-видимому, он стойко переносит лишения, не издавая ни звука), но мальчик не успел этого сделать, так как ему пришлось переключить внимание на Безумную Тетю Мод, которая вела себя как-то странно.
Едва слышно напевая себе под нос какую-то нежную мелодию (она делала это так тихо, что правильнее было бы назвать ее пение мурлыканьем), его двоюродная бабушка выстригала волоски из ноздрей горностая Малькольма при помощи маленьких золотых ножниц для ногтей. Вы скажете, что в этом нет ничего плохого. Возможно, вам приходят на память некоторые школьные учителя, которым не мешало бы выстричь волоски из ноздрей и из ушей (что касается меня, то я всегда вспоминаю по этому поводу мисс Боурис, учительницу рисования), но внимание Эдди было привлечено тем, что́ Безумная Тетя Мод делала с выстриженными волосками потом. Она засовывала их в собственные уши.
