Дело близится к развязке
Эпизод 11,
в котором мы лишний раз убеждаемся, что хорошо все то, что хорошо кончается
Прошло меньше часа с той минуты, когда Эдди запер миссис Жестокосердую в своей комнате, но за это время в приюте произошли невероятные перемены.
Обычно Приют святого Вурдалака производил впечатление такого мрачного места, что вы предпочли бы провести жизнь в гробу или съесть собственную ногу, слегка подсоленную и приправленную перцем, чем в нем поселиться. Но теперь все изменилось.
Здесь зазвучал смех, стены приюта огласились радостными криками и громкими возгласами сотни неопрятных детей, которые легко могли бы сойти за трубочистов на костюмированной вечеринке. Они вырвались из заточения и с дикими воплями носились по всему приюту, в котором почувствовали себя хозяевами.
Девочки и мальчики, которых всю жизнь приучали к тому, что они «должны быть благодарными», выполняя непосильную работу и не имея времени на развлечения, теперь ощутили, что главное в жизни — это радость. Из этого не следует, что они сумели бы прочитать слово «радость», если бы встретили его в какой-нибудь книжке. Обучение чтению и письму было строжайше запрещено в приюте. Считалось, что книги могли оказать на детей дурное влияние.
Да и зачем сироте уметь читать и писать? В нем следовало воспитать всего три навыка: хорошо себя вести, уважать старших и как можно меньше есть.
По правде говоря, первым местом, куда устремились освобожденные сироты, была кухня. Но они помчались туда вовсе не для того, чтобы поесть. Ведь на кухне не было ничего такого, что мы с вами сочли бы за нормальную еду. Нет, дети заполнили кухню, как муравьи — коробку с подгнившими фруктами, чтобы сказать Повару все, что они о нем думают.
Поваром в приюте служил крупный мужчина, на лице которого было больше бородавок, чем на спине у жабы. Дети подняли его на руки, словно он весил не больше, чем тряпичная кукла — вы, конечно, помните: детей было не меньше сотни, — перевернули его вверх ногами и окунули головой в огромный котел с бурлящей овсяной кашей. Вот и все, что думали о нем дети.
Вы, наверное, расстроитесь, когда узнаете, что Повар не только пережил это испытание, но и полностью избавился от бородавок. Однако в тот миг, когда его окунали головой в кашу, Повар еще не знал, что все так хорошо кончится. Единственное, что было доступно его пониманию, — это то, что мерзкие маленькие дети, которым полагалось находиться взаперти в своих камерах — извините, комнатах, — окончательно распоясались и окунули его в бурлящий котел. Повар очень испугался, и ему хотелось только одного: чтобы дети поскорее ушли. И они ушли.
Армия сирот ощутила вкус победы, но, как и любая армия, она нуждалась в оружии. Его не пришлось долго искать: всем было ясно, что не бывает лучшего средства нападения и защиты, чем знаменитые огурцы, выращиваемые на огороде Приюта для Благодарных Сирот имени святого Вурдалака. Это были необычные огурцы. Самое худшее, что вы можете сказать об обычном огурце, — это то, что он безвкусный или, на худой конец, горький; в таком случае им можно испортить сандвич. Случается и такая неприятность, что тонкий ломтик огурца прилипает к вашему нёбу.
Но все вышесказанное не имеет никакого отношения к огурцам святого Вурдалака. Это, как говорится, совсем другой коленкор. Впрочем, это всего лишь фигура речи. Точно так же если вы скажете о ком-нибудь, что он не вашего поля ягода, то вы не будете иметь в виду ни настоящего поля, ни реальной ягоды, и из того, что я упомянул о коленкоре, вовсе не следует, что огурцы имени святого Вурдалака были коленкоровыми. Я употребил это образное выражение только для того, чтобы дать вам понять, что эти огурцы были не похожи на обычные овощи.
Поскольку огурцы произрастали на каменистой, плохо поддающейся обработке почве огорода имени святого Вурдалака, они были необычайно твердыми. По сути дела, их почти невозможно было разрезать. Они были словно каменные, и для того чтобы сделать их пригодными к употреблению, эти огурцы нужно было положить в воду, довести до кипения и тушить около сорока семи минут, время от времени помешивая.
Однако в намерения армии освобожденных сирот вовсе не входило класть огурцы в воду, доводить до кипения и тушить около сорока семи минут, время от времени помешивая.
Сироты были даже рады, что огурцы такие твердокаменные, потому что из них получались очень хорошие дубинки — наподобие тех, что были на вооружении у полицейских, которых, если вы помните, называли в те времена пилерами.
Возвращаясь к Эдди Диккенсу, зададимся вопросом: чем он занимался все это время? Вооружался огурцами? Окунал в котел с овсяной кашей перевернутого вниз головой Повара? Нет, нет и нет. Эдди занимался разработкой следующего этапа своего Плана действий.
Ведь одно дело — выпустить благодарных сирот из комнат-казематов, и совсем другое — помочь им выбраться из стен приюта. Конечно, приятно поквитаться с обидчиками, свести счеты со всеми, кто долгие годы измывался над несчастными сиротами, но Эдди был выше этого. Он должен был вывести ребят из этого жуткого, наводящего ужас приюта и спрятать их в таком месте, где их не смогли бы найти и вернуть обратно.
Вот почему Эдди находился сейчас в саду, огороженном с трех сторон высокими каменными стенами, а с четвертой — массивными коваными воротами, запертыми на огромный висячий замок. Эдди размышлял не о том, как открыть ворота, поскольку был уверен, что один из ключей на связке подойдет к замку. Он сосредоточил все свое внимание на странной штуковине, стоявшей во дворе. Это была огромная платформа.
Должен сразу предупредить, что я имею в виду не железнодорожную платформу, на которой толпятся пассажиры в ожидании электрички, а также не ту платформу, на которой стоит та или иная политическая партия (пока не победит на выборах). Я имею в виду платформу на колесах, которую используют на карнавалах. На этой платформе стояла гигантская корова из фанеры.
По правде говоря, я не слишком удивлюсь, если какой-нибудь смышленый читатель задаст мне вопрос на засыпку: «Что делает карнавальная платформа с коровой из фанеры во дворе сиротского приюта?» Уверен, что и меня самого заинтересовал бы этот вопрос, если бы я читал эту книгу, а не писал ее. Что ж, я вам отвечу.
Но начать придется издалека. Прежде всего, вам следует знать, что цель учреждения сиротского приюта состояла в том, чтобы супружеская чета Жестокосердых заработала на нем как можно больше денег. Однако учредители не могли признать это открытым текстом. Поэтому они были вынуждены пудрить мозги достопочтенной публике, утверждая, что приют предназначен для облегчения жизни несчастных сирот. В те времена многие граждане придерживались мнения, что строгие правила, упорный труд и отсутствие возможности ежедневно принимать душ идут сиротам на пользу. Справедливости ради следует признать, что те же люди искренне возмутились бы, если бы узнали, что супругов Жестокосердых меньше всего на свете волновало, что идет сиротам на пользу, а что нет.
