— Как правило, вяленой рыбой, — сообщил хозяин гостиницы. — Два сушеных хека за двухместную комнату и половина палтуса — за одноместную. Это тариф за одну ночь. Я никогда не просил его платить рыбой и не подтверждал своей готовности принимать оплату рыбой; тем не менее он всегда платит именно таким образом.
— И что вы делаете со всей этой вяленой рыбой? — поинтересовался Эдди, садясь на крышку своего дорожного сундучка.
— Я посылаю ее вашему отцу, и, зная тариф нашей гостиницы и обыкновение вашего дедушки расплачиваться рыбой, он делает перерасчет и высылает мне соответствующую сумму денег. Короче говоря, я шлю ему рыбу, а он мне деньги.
— Вы знакомы с моим папой? — разволновался Эдди.
Хоть он расстался со своими родителями сравнительно недавно (не прошло и суток с тех пор, как он покинул родительский кров), но уже успел соскучиться по ним. Если не считать нынешнего путешествия, Эдди за всю свою жизнь всего два раза выезжал из дома; поэтому немудрено, что он чувствовал себя покинутым и одиноким.
В первый раз его послали из дома на море, когда ему исполнился один год, и он жил там, пока не пришла пора поступать в школу. Во второй раз он провел вне дома период от начала учебы до того дня, когда ему исполнилось десять лет. Принимая во внимание все вышесказанное, не следует удивляться, что он почувствовал себя неуютно на конюшне «Придорожной гостиницы».
— Нет, я не имею чести быть знакомым с вашим отцом лично, мистер Эдмунд, — ответил мистер Лоуф. — Но мы ведем с ним оживленную переписку.
— Вот оно что! — воскликнул Эдди. — Теперь я начинаю понимать, откуда берутся странные пакеты, которые мой папа поспешно уносит к себе в кабинет. Мне всегда казалось, что от них пахнет вяленой рыбой. — В глазах мальчика загорелись искорки.
— В ваших глазах загорелись искорки, — сообщил ему хозяин гостиницы. — Как бы вы не спалили мне конюшню…
— Не тревожьтесь, — успокоил его Эдди. — Это всего лишь фигура речи.
— А мне кажется, что все дело в животном магнетизме, — предположил мистер Лоуф.
В те стародавние времена много говорили об «электричестве» и «магнетизме», люди испытывали трепет перед такими вещами, как электрическая лампочка, электрический холодильник и электрический угорь. Говорят, что в угре нет никакого электричества. Но это теперь, а тогда все было иначе. Вы спросите, откуда это известно? Хотя бы из того факта, что Безумный Дядя Джек по окончании каждого своего визита в «Придорожную гостиницу» расплачивался с мистером Лоуфом за постой вяленым электрическим угрем. Вы можете думать о Безумном Дяде Джеке что угодно, но нельзя не признать, что он был человеком благородным и, как точно подметил мистер Лоуф, совершенно сумасшедшим.
Мистер Памблснук
Эпизод 3,
в котором Эдди переживает по поводу судьбы носового платка
Методом проб и ошибок Эдди убедился, что теплее всего лежать в сундучке, но за всю ночь он так и не смог заснуть. Причина заключалась не в том, что мальчик был длиннее сундучка и ему приходилось сворачиваться клубочком, чтобы в нем поместиться. И даже не в том, что через каждые десять минут Еще Более Безумная Тетя Мод врывалась на конюшню, поднимала крышку сундучка и визжала своим резким голосом, пригодным для натирания сыра: «Ты еще не спишь?»; при этом расплавленный воск падал с ее свечи на лицо Эдди. Однако все это было лишь полбеды. А вся беда была в том, что в дальнем углу конюшни труппа странствующих актеров репетировала спектакль.
Странствующими актерами называли ту странную породу людей (как мужчин, так и женщин), которые шлялись по стране, заманивая ни о чем не подозревающих селян (это местные жители, которые говорят «ага» вместо «да») на сборища под названием «представления».
Так уж повелось, что труппа странствующих артистов возглавлялась человеком, которого называли «актер-импресарио» (что-то вроде «играющего тренера»), Актера-импресарио легко можно было узнать по внушительной комплекции, по трости с серебряным набалдашником, с которой он никогда не расставался, а также по его гулкому неестественному голосу (актер-импресарио имел обыкновение употреблять двадцать два слова там, где хватило бы одного) и по замысловатому смешному имени. Почти всех актеров-импресарио звали «мистер Памблснук», и данный мистер Памблснук не был исключением из этого правила. Он сидел на куче соломы в углу конюшни «Придорожной гостиницы» и давал актерам ценные указания.
— Пых! Пых! — говорил он.
— Оооо, ты и вплямь такой забавный, мой длажайший муженек, — засмеялась его жена, обладавшая рядом скверных привычек, среди которых была и такая: она произносила звук «л» вместо «р». К тому времени, когда вы дойдете до конца следующей страницы, вы возненавидите ее так же, как и все остальные, включая автора. — Оооо, ты шамый остлоумный шеловек на земле, мой длажайший муженек. Кто посмеет это отлицать? — с вызовом спросила она, и это высказывание прекрасно характеризует еще три скверные привычки этой дамы.
Миссис Памблснук начинала все фразы с восклицания «оооо» (обычно с четырьмя «о»); кроме того, она глотала согласные и везде, где это было возможно, заменяла их своим любимым звуком «ш». В довершение всех этих безобразий она сопровождала каждое свое обращение к мужу словами «мой длажайший муженек».
А для того чтобы и глухие получили повод для раздражения (не могла же она обездолить глухих!), миссис Памблснук приобрела также и ряд визуальных скверных привычек. Все ее лицо было покрыто красными прыщами, такими яркими, каких никто никогда не видел на человеческом лице — напоминаю, что дело происходило в то время, когда люди еще имели человеческие лица, — и миссис Памблснук приобрела по этому случаю скверную привычку расковыривать прыщи своими когтеобразными ногтями и складывать то, что ей удавалось наскрести, в специальный карман, пришитый к подолу ее платья. Еще одна скверная привычка этой дамы состояла в том, что она делала впоследствии с содержимым кармана, но как бы вы меня ни умоляли, я никогда об этом не напишу. Никогда!! Лучше не просите!!!
Существовали некоторые разногласия относительно того, каким образом на ее лице появились эти самые прыщи. Некоторые из странствующих актеров были убеждены, что прыщи возникли после того, как миссис Памблснук выпила принадлежавшую ее мужу «Примочку для бровей», однако другие утверждали, будто прыщи появились из-за того, что последние сорок лет она каждый день перед сном наносила на лицо густой слой театрального грима. Одно не вызывало никаких дискуссий: ни те, ни другие не сомневались в том, что набивать карманы подгнившей кожной шелухой — самое недостойное из всех занятий, какие только можно себе вообразить.
Поэтому мы поступим разумно, если вернемся к мистеру Памблснуку, который репетирует трудную сцену из нового спектакля.
