Я хотела встать, но мое тело предательски отказывалось меня слушаться. В квартире было тихо. Значит, Валид уже уехал к своей блондинке. Посмотрев на осколки своего мобильного телефона, я взвыла от боли, а затем заскулила, как сильно избитая собачонка. Я ощущала настолько острую физическую боль, что мне казалось, будто у меня отбиты все органы, эта боль раздавалась по всему телу, проникая в каждую клеточку моего организма.
— Больно‑то как…
С огромным трудом я приподняла правую руку и взглянула на циферблат часов. Ровно семь часов вечера. Господи, я провалялась на полу почти сутки! А ведь в семь часов у меня должна была состояться встреча с Михаилом. Я вспомнила, что вчера он мне назначил романтическое свидание, пригласил в ресторан. Все это было ужасно нелепо, потому что подсознательно я понимала, что в моей ситуации глупо ходить на свидания и вешать на ни в чем не повинных людей свои собственные проблемы.
По моим щекам потекли слезы. Мне было обидно от того, что сейчас я лежу окровавленная и избитая в этой квартире, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, а где‑то там меня ждет человек, который хочет оказать мне помощь. Хотя, может быть, он бы и не смог мне реально помочь, но мне, как воздух, было необходимо наше общение.
Все так же постанывая от боли, я ощутила, как сильно мне хочется пить, облизала окровавленные пересохшие губы и вновь попыталась встать для того, чтобы сходить за водой, но и на этот раз у меня ничего не вышло. Закрыв глаза, я погрузилась в забытье и отстранилась от горькой действительности.
Когда я очнулась еще раз, на улице уже было утро. Я потеряла счет времени, так как то приходила в себя, то вновь теряла сознание. На этот раз, превозмогая сильнейшую боль, я смогла приподняться, доползти до кухни и дотянуться до кружки с водой. Это далось мне с огромным трудом, потому что, несмотря на все мои надежды на то, что боль утихнет, она становилась все сильнее и сильней.
— Господи, как же хорошо! — произнесла я охрипшим голосом и в первый раз в жизни испытала наслаждение от обыкновенной кружки воды.
Мои руки были настолько слабыми, что я не смогла удержать кружку и уронила ее на пол. Пролежав еще несколько часов без движения, я вспомнила свое чудовищное замужество. Раны моего сердца вновь закровоточили, и я испытала новую, еще более сильную боль.
Я вспомнила о своей маме, о своем детстве, о том, что, будучи ребенком, я всегда комплексовала по поводу своей внешности, считала себя гадким утенком, но моя мама уверяла меня в том, что любой гадкий утенок со временем превращается в красивого белоснежного лебедя. Я вспомнила мамины блины с клубничным вареньем, наши задушевные разговоры за чашкой чая и прогулки в городском парке. А еще я почему‑то вспомнила о пельменях, которые мама так искусно лепила. Это был настоящий ритуал. Мать раскатывала тесто, я готовила фарш, а потом мы вместе считали, сколько пельмешек у нас получилось. Мама рассказывала мне о том, что мне самой судьбой предначертано встретить достойного человека, который будет меня любить, сдувать с меня пылинки и сделает все возможное для того, чтобы превратить мою жизнь в сказку. Но, оказывается, в этой жизни сказки бывают не только для детей, и сказки для взрослых, зачастую намного серьезнее, чем можно предположить. В одну такую «взрослую» сказку под названием «египетская любовь», я поверила, но она оказалась слишком жестокой и несправедливой.
Через несколько часов с огромным трудом я смогла встать и, едва сохраняя равновесие, доплелась до ванной комнаты для того, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркале.
— Боже мой, какой ужас! — вырвалось у меня. — Неужели это я?
Я смотрела на свое отражение в зеркале и с трудом верила своим собственным глазам. Мое лицо представляло собой сплошной сине‑багровый синяк с двумя узенькими щелочками вместо глаз. Первым делом я стала рассматривать свой нос, боясь, что он или сломан, или стал кривым. Но мой нос был в полном порядке. Попытавшись умыть лицо, я ощутила острую боль и, решив ее все же перетерпеть, сняла с себя окровавленную одежду, встала под душ и включила теплую воду. Затем закуталась махровым полотенцем и, увидев, что на нем остаются кровавые пятна, взвыла от унижения, боли и морального опустошения.
Попытавшись открыть входную дверь, я поняла, что Валид запер меня с внешней стороны и не оставил ключей.
— Подонок! Будь ты проклят!
Недолго думая, я вышла на балкон и, облокотившись о перила, увидела прогуливающуюся мимо лавок Клаву.
— Клава! — крикнула я и, превозмогая сильную боль, попробовала помахать приятельнице рукой. — Клава!
Но Клава смотрела в другую сторону и, по всей вероятности, меня не слышала. Проходящий под моим балконом молодой араб, поднял голову и посмотрел на меня удивленным взглядом.
— Молодой человек, стой! Будь другом, скажи вон той девушке, что я ее зову. Это Клава! Подойди, пожалуйста, к Клаве и скажи, что я ее зову!
Египтянин захихикал и стал рассматривать меня так, как рассматривают экзотическое животное в зоопарке.
— Ну, что ты уставился? Ты слышишь, о чем я тебя прошу или нет?!
Услышав, что араб захихикал еще громче и по‑арабски назвал меня русской проституткой, я вспомнила, что разговариваю на своем родном языке и перешла на английский.
— Позови, пожалуйста, вон ту женщину. Ее зовут Клава! Что ты смеешься? Меня муж избил. Позови мне мою подругу!
Араб не переставал смеяться и показывать на меня пальцем, чем не мог не вызвать у меня сильнейшее раздражение.
— Смешно тебе, да? Дурак!!! Иди, куда шел! Дурень! Макака безмозглая! Никогда тебе не стать человеком, потому что ты человеческих просьб не понимаешь!
Перестав обращать на него внимание, я перегнулась через перила настолько, насколько было возможно, и громко закричала, изо всех сил напрягая свои голосовые связки.
— Клава! Клава, ты меня слышишь?!
Женщина обернулась и посмотрела на меня испуганными глазами.
— Клава, это я, Валя! Ты что, меня не узнала?
— Валька, ты, что ли?
— Я!
— Бог мой, кто ж тебя так разукрасил?! — испуганно крикнула женщина и бросилась к моему балкону.
ГЛАВА 24
— Валя, а что с тобой случилось? — Клава смотрела на меня как на привидение и сочувственно качала головой. — Кто тебя так отделал?
— Муж.
— Ух, изверг какой!
Посмотрев на хихикающего араба, Клава приняла воинственную позу и обрушила на бедолагу поток русской брани:
— А ты что ржешь, макака хренова?! Оттого, что мозгов нет?! Тут человека покалечили, а тебе смешно. А ну‑ка, проваливай отсюда к едрени матери, пока я тебе пинка хорошего не засадила!
Окинув взглядом крупные габариты Клавы, араб не стал с ней шутить и попятился назад.
