Башкиры толпились подле Санки. Один покупает, остальные сосредоточенно наблюдают. А сам хозяин отпускает товар своим знакомым из околозаводской деревни Низовки. Сегодня приехал оттуда с женой Акинфий, деревенский богач. Сорокалетняя Васса и сам Акинфий красны лицами и очень довольны, что покупают в таком хорошем магазине.
— Ну-ка, другую штуку покажи, — тем временем просит Санку покупатель-башкирин.
Приказчик кидает на прилавок кусок бухарской выбойки. Покупатель потрогал ее, но, видно, остался недоволен и стал опять смотреть на полку.
— Еще выше товар бери, — просит он.
Торговцы втолковывали башкирской бедноте, что лучший товар лежит на верхних полках. А когда приметили, что башкиры верят этому, стали заранее складывать дешевые материи повыше. То же делал и Санка.
И сейчас он снял с самого верха штуку дешевой ярославской сарпинки.
— Вот да, уж хороший товар, — башкирин даже прищелкнул языком от восторга.
— Какой же, товар — высший сорт! Сколько тебе?
— Кто же знает! Тебя спросить хотим, уж, пожалуйста, скажи нам, бабе-то сарафан шить надо.
— Если шить по-вашему, то пятнадцать аршин взять надо. Ну, мерить, что ль?
— Деньги-то много ли платить?
— За аршин по гривеннику, — накинул по две копейки Санка.
В магазин вошли две покупательницы в салопах.
— Здравствуй, Захар Андреевич, здравствуй, Александр Иваныч.
— Милости просим...
— Чайку бы нам...
— Чайку, сказывают, привез Захар Андреич?
Пока приказчик ходил за чаем, Захар показал покупательницам разные товары. Санка возвратился со стофунтовым цибиком на плече.
Распаковывание цибика с чаем было целым событием. Такое зрелище устраивалось только для жен лучших заводских мастеров или для главных служащих конторы, для богатых крестьян, купцов.
Санка разрезал на прилавке кожу и камышовое оплетение. Сверху в цибике на тончайшей китайской бумаге насыпан цветочный белый чай для запаха. Санка захватил его в горсть и поднес покупательницам.
— Кому такого чайку, пожалуйте....
— Ох, и пахучий! — воскликнула дебелая молодица. — Отродясь не нюхивала. Почем же такой, Захар Андреич?
— Два с полтиной фунт, Матрена Федоровна.
— Ах, дорогой!
— Прямо из Китая бухарцы привезли. Чаю такого у нас в заводе еще не пивали.
— Да уж отвесь полфунтика, Александра Иваныч, — сказала покупательница постарше и поджала губы.
В это время на улице раздался крик, и мимо лавки побежал народ. Вскоре покупатели кинулись наружу, оставляя на прилавках покупки. Следом за ними вышел на крыльцо Захар вместе с Акинфием и его женой. Санку оставили в магазине. Народ сбегался к перекрестку. Из-за изб выезжали казаки.
— Разбойников везут!
На первой телеге ехали связанные веревками Могусюм и Хибет.
— Могусюмку схватили!
— Скажи, пожалуйста! В самом деле Могусюмка попался, — удивился Булавин. — Что за чудо!... Как же это его словили?
— Вот когда он попался, тварь! — злорадно проговорил Акинфий, скаля свой щербатый рот.
— Разве у тебя с ним счеты? — спросил Захар. — Ведь Могусюмка около вашей деревни никого не трогал?
— Мало что не трогал. Всех их надо в куль да в омут!
— Тебя слушать, так ты сам бы рад, кажись, придавить его.
— А что же смотреть! Надо будет, так и придавлю, — весело сказал Акинфий, сжимая кулак. Кулак у него был увесистый, и сам Акинфий, несмотря на годы и невысокий рост, крепок, как медведь.
Казаки отгоняли толпу.
— Не напирай! — размахивал плетью Востриков.
Акинфий схватил камень с земли и запустил в телегу.
— Разбойная морда! — заорал он.
Медведев приказал проезжать базар поскорее. Возницы захлестали кнутами, телеги покатили быстрее, казаки конвоя зарысили.
Захар отошел. Он заметил двух башкир, которые о чем-то шептались, показывая друг другу глазами на вороного коня, на котором ехал есаул.
— Хороший конь, хороший конь, — разобрал Захар их слова.
Он понимал по-башкирски.
— Это Могусюмкин конь, — тихо сказал, подходя к ним, третий башкирин, рослый и плечистый, державший под уздцы горбоносого гнедого жеребца.
Башкиры еще о чем-то с любопытством расспрашивали высокого, называя его Хурматом.
Захар вспомнил, что у Могусюмки есть товарищ — татарин Черный Хурмат. Не он ли это?
Конвой с пленниками проехал. Толпа постепенно отставала от него.
Потом проехала телега с какими-то вещами.
Когда народ отхлынул, Захар увидел, что башкирин, признавший Могусюмкиного коня, вскочил в седло и куда-то помчался во весь опор.
«Это еще полдела поймать Могусюмку, — подумал Захар и пошел в лавку. — До города его везти четыреста верст, а дорога-то все лесом...»
Вскоре вернулся Акинфий и стал говорить, что нужно башкир почаще вот этак хватать, что нечего церемониться с ними. И заводских надо бы построже держать.
— Уж так ли плохи башкиры? — спросил Захар.
— Конечно, не все. Вон у меня есть друг, Султан Темирбулатов, знаменитый человек. Построил, брат, школу, мечеть, какие караваны в степь гоняет! А разве Могусюмка со своей гольтепой в сравнение идет!..
В этот день на базаре было много толков. Люди передавали подробности, как поймали Могусюмку и что будто он продал жизнь свою не даром: сам убил предателя.
Захар любил походить по толпе, послушать. Одевался он просто, и не всегда люди признавали в нем богатого купца. Между прочим, услыхал он, как ругали его соседа Прокопа Собакина, называли его кровососом, говорили, что Собакин бесстыдно обманывает людей, торгует гнилью, дает в рост деньги, вводит и башкир и русских в такие долги, что люди потом не могут откупиться. Захар знал, что это правда, и ему приятно было слышать, как ругают Собакина.
Но тут же услышал Захар толки и про самого себя, что и Булавин подлюга, такой же кровосос, как Собакин, и что он богатеет с голи и рвани.
— Ты видал, какой он дом отстроил, какой у него амбар каменный стоит? Ни у кого, брат, таких амбаров нет. Как тюрьму построил. Что он в этом сарае держит?
Эти речи сильно задели Захара.
«Правда, — думал он, — разве я не знаю, что Санка обманывает покупателей. Вот хотя бы сегодня, опять он наверх плохой товар положил, а продавал за хороший. Ведь это я видел...»
Захар решил сказать Санке, чтобы этого больше не было. Казалось ему, что можно так торговать, что станешь полезным человеком, а не обиралой.
