Могусюмке очень понравилось, что Рахим винит мусульманских богачей в предательстве.
— Что же нам делать? До каких пор все терпеть? Что думаете вы, здесь живущие? Неужели всегда хотите быть рабами? — спрашивал Рахим. — Ведь русские идут на восток, одно за другим падают там ханства. Они перешли пустыни! Они хотят уничтожить веру. Бухара пала. Не пора ли всем мусульманам одуматься. А здешние мусульмане служат в войске русском, идут в походы с русскими, воюют против правоверных!
— Пророк сказал: когда заиграет труба, правоверные подымутся, — тихо и внятно говорил Рахим. — Неверный — наш враг. Кто наши земли отнял? Неверный! Кто табуны быстрых коней извел? — Он встал, с благоговением взял в углу и раскрыл перед собой тяжелую книгу в позолоченном окладе с застежками.
— «Война против неверных есть долг твой!» — это первый закон для тебя, — сказал Рахим, обращаясь к Могусюмке. — Вот здесь написано: «Война есть первый и священный долг». Так сказано. Даже в священный месяц может быть война.
Рахим перелистал несколько страниц и прочел в новом месте:
— «Они вопросят тебя о священном месяце, могут ли воевать в оный? Ответствуй: грех воевать в оный, но преграждать путь богу, быть неверным ему, дозволять осквернять храм святой и изгонять оттуда народ его есть больший грех в глазах божьих». — А эта истина забыта вашими муллами. Они учат народ корану, упуская эти места. Я тебе открою тайну... Священная война — вот наше спасение! — подымая обе руки к небу, с восторгом вымолвил он. — На смерть во имя аллаха!
Могусюмка почувствовал, как мурашки забегали у него по телу. Рахим трогал больные стороны его души, обильно поливал ее злом, подымал в ней бурю. Русские вырубали леса, русские завладели землей отца. Русские погубили его счастье, сожгли Куль-Тамак. Правда, виноват еще и проклятый Гейниатка.
Проповедник был в ударе.
— Мне в Мекке святые говорили. Открыта тайна. Повелели по нашей земле ходить, на государство деньги собирать. Вот посмотри. — Рахим показал на стоявшую в углу кожаную суму. Он раскрыл ее. Сума оказалась до половины наполненной серебром и медью, среди которых немало было дырявых монет, снятых с женских нагрудников. — Вот свидетельство, что народ готов жертвовать. Это деньги, пожертвованные на государство. Чтобы здесь мусульманское государство было. Каждый, кто дает деньги, будет нашим воином! Все принесут деньги, мед, шкуры. Все это на государство, не себе беру. Больно видеть эти щедроты бедняков!..
Рахим не спешил открывать главную тайну.
Тускло светила сальная свеча. Хозяина и хозяйки дома не было. На нарах, на ковре, поджав под себя ноги в белых шерстяных чулках, сидел Рахим и, обложившись красными от вышивок подушками, простирая руку, говорил и говорил...
— Тебя любит весь народ, — пристально приглядываясь к Могусюмке, продолжал Рахим, замечая с сожалением, что тот вдруг омрачился. — Ты станешь исполнителем воли аллаха. Твои подвиги известны всюду, и все пойдут за тобой. Да, тебя любит народ. Ты думаешь, я не знал о тебе прежде? О! О тебе знают и киргизские старшины, и Хива знает. Ты когда-нибудь еще будешь генералом. Первым башкирским пашой! Степь будет твоя, кони, бараны. Тысячи всадников пойдут за тобой. Под зеленым знаменем твои всадники строем скакать будут. Аллах благословит тебя. Это тайна, которая открыта мне. Ты станешь всесильным. В твоей власти будет все, целый народ. Баи и старики будут у тебя в подчинении. Старики почтенные и благородные. Есть целый заговор. В него входят разные люди. На тебя все надеются. Мне указали на тебя. Хочешь ли ты помочь общему делу?
Могусюм вдруг вспомнил Гурьяныча, завод, друзей, покойного отца своего, детство, вражду с баями и муллами, башкир и татар-офицеров, сотников, предателя Гейниатку. От русских знание, мастерство. Не глупо ли мечтать о кровопролитии? Не страшней ли темнота народа, подлость баев и мулл, неграмотность, нищета?..
— Но из русских есть очень хорошие люди! — сказал Могусюмка.
— Конечно, есть, — тонко улыбнулся Рахим.
— У меня есть друзья русские...
Рахим не ожидал, что башлык так открыто и твердо заявит об этой дружбе.
Мгновение он остро приглядывался к собеседнику. Он живо сообразил, что надо будет опять изменить тактику. Как видно, Могусюмка не из тех, кто ради славы и генеральства готов отступиться от старой дружбы.
— Конечно, хорошего человека не надо обижать. Но помни, — с восторгом заговорил Рахим, — если хочешь подвигов во имя веры, подвигов, которые помниться будут века, надо быть беспощадным и хитрым с врагами и не жалеть никого. И только тогда пойдет за тобой народ, когда все увидят, как ты станешь беспощадным со всеми неверными.
Вошел джигит со шрамом — Сахей. Он что-то тихо сказал Рахиму. Тот отвечал так же тихо.
Сахей, ссутулившись, вышел на носках.
Могусюм сидел хмурый, но едва Рахим снова обратился к нему, башлык улыбнулся.
— Может быть, тебя что-то смущает? — спросил Рахим.
— Нет, — встрепенулся тот.
— Он не решается сразу дать согласие! — проговорил старик Бегим.
— Когда ты будешь генералом, у тебя будут свои ученые, — обратился Рахим к Могусюму. — Тот, кто может посадить на кол любого подчиненного, смеет повелевать мудрецами! — улыбнулся он. — И того ученые слушаются. Их знания и мудрость будут принадлежать тебе. У нас на Востоке так. Грамотеи найдутся и сочинят за тебя все, что ты захочешь. Для войны нужен паша, а не грамотей.
Еще с тех давних времен, когда арабы во имя аллаха завоевывали страну за страной, среди приверженцев ислама сохранилось глубокое убеждение в своем всесилии и превосходстве.
Рахим, как и многие ненавистники России, был глубоко убежден, что это хотя и огромная, но слабая страна, что большинство ее населения составляют угнетенные и подавленные магометане, что их большинство, а русских горсть.
Незадолго перед этим русские нанесли сильнейший удар по соседям Хивы — пала Бухара. Перерезанными оказались старинные караванные пути. Русские взяли Самарканд. В Хиву и Афганистан хлынули беженцы из завоеванных русскими областей. Там замышляли священную войну, желали возвращения утерянных владений, пытались заключить союз мусульманских государств против России. Но среди хивинцев не было единогласия, начались раздоры, споры. Одни требовали «священной войны», другие желали мира и дружбы с Россией. Английские резиденты на Востоке обещали мусульманам помощь. Шах Афганистана тоже обещал помочь.
Во все соседние с Хивой области были посланы лазутчики. По Бухаре поползли слухи, что скоро вернется старая власть. В киргизскую степь под видом мулл пошли шпионы, возбуждая ненависть к русским. Кое-где в степи заволновались мусульмане. Несколько лазутчиков посланы были на Южный Урал, к башкирам. Среди них Рахим. Он давно мечтал побывать здесь — на родине своих предков. Его мать была дочерью башкирина, бежавшего когда-то после восстания на Восток.
Рахим побывал в степи и кое в чем преуспел. Там нет русских поселений, про русских слышали, но не знают их. «Все ваши беды и несчастья от русских», — говорил им Рахим.
