— Не понимаю, Иван Иваныч, прости, глуп, видно, стал, не понимаю...
— Не понимаешь? Как же это ты, братец, не понимаешь?.. Должен бы понимать, не маленький...
Султан выставил на стол штоф и закуску.
Осушив бокал, Иван Иваныч закусил бараниной и снова заговорил.
— Приезжаю я в деревню Кизильскую. Там у них драка произошла на прошлой неделе. Из-за пустяков дело дошло до поножовщины... Приехал и сразу же требую представить мне виновника и пострадавших. Понимаешь, требую. А ваш башкирский старшина, братец мой, такая бестия, ухмыляется. Я, Султан Мухамедьяныч, человек горячий, неуважения не переношу, не могу терпеть усмешек, непочитания чина... Я ему по морде... «Что ж это, — думаю, — за безобразие? Это ж не крепостное право!» Ну, нагнал на него страха. Опять требую... Бабай, видимо, образумился и объясняет, что, дескать, спор прекращен, так как пострадавший помер с голоду, а виновник опух по той же причине. Черт знает, что там делается в деревне. Голод, скота нет, жрать нечего, народ мрет. Экое безобразие!.. Пошел я к виновнику сам. Изба у него плетеная, как вигвам у индейца, ребятишки есть просят, хватают меня за мундир, за штаны... А сам хозяин еле жив и распух, раздуло ему брюхо, как турецкий барабан. Так допроса и не сняли... Коего черта с него возьмешь? Вот, братец, какая оказия! А все твоя вина.
— Помилуйте, почтеннейший, в чем же моя вина? Ведь вы же сами, Иван Иваныч, говорите, что башкиры лодыри, чем же я провинился?
— Султан Мухамедьяныч, я человек свой, ты передо мной дурачком не прикидывайся. Я тебя насквозь вижу. И не угощай меня больше. Сегодня пить не хочу. Ты тут по округе всех сородичей как липку ободрал.
Вошел урядник.
— Ну-ка, Тимофеич, дербалызни. — Исправник налил ему стакан водки.
Урядник разгладил усы, перекрестил рот, крякнул, вытянул губы дудочкой и, захватив двумя пальцами стаканчик, мигом осушил его до дна.
— Покорно благодарю, ваше высокоблагородие...
— Иван Иваныч, где позволите стелить вам на ночь?
— На свежем воздухе, братец! Знаешь, предпочитаю сеновал или там что-нибудь в этом роде... Люблю запах сена, природу и все такое, так что ты мне, пожалуйста, прикажи стелить на свежем воздухе, а то я этих ваших изб не переношу.
Хозяин вышел распорядиться о ночлеге для Ивана Иваныча. Сходил в старую избу, поднял двух старух — служанок первой жены. Гюльнара сказала, что и где надо взять, чтобы устроить гостей. Служанки отправились на сеновал стелить постели.
Прогуливаясь по двору, Темирбулатов время от времени заглядывал в окно. Там при свете свечей исправник и Тимофеич сидели за столом и разговаривали.
Вернулся Афзал с Гулякбаем и Гильманом — родичами бая. Султан провел их на задний двор. Все четверо долго совещались, потом Гулякбай и Гильман вошли в избу, а Афзал отправился за ворота.
Султан залез на сеновал, посмотрел, как застланы постели. Ему хотелось угодить Иван Иванычу, и он велел одной из старух пойти к молодой жене Зейнап, попросить у нее одно из шелковых одеял.
Старуха вернулась сердитая и без одеяла. Султан понял, что молодая жена недовольна. Он уж не впервой замечал, что между его женами нет мира и что две старшие жены не любят свою молодую соперницу. Видно, Зейнап решила, что Султан послал за одеялом по совету старшей жены, и поэтому прогнала старуху.
— Ладно, ступай спать, — сказал ей бай.
Султан зашел к Зейнап, сказал ей несколько ласковых слов, погладил по голове.
Через некоторое время он возвратился на свою половину. Тимофеич допил водку и закусывал топленым маслом. Исправник писал, сидя за столом. Темирбулатов и Тимофеич отнесли его вещи на сеновал, а потом проводили туда исправника. Они помогли забраться наверх Иван Иванычу. Урядник стянул с него сапоги и сам устроился рядом.
Убедившись, что гости улеглись, Темирбулатов посадил Гильмана во дворе на всякий случай, чтобы знать, если они станут подглядывать. Гулякбай сел за перегородку рядом с той комнатой, где предстояло беседовать с Рахимом. Султан задернул вход туда занавесью. Афзал сидел на крыльце, поджидая гостя.
Глава 24
ИВАН ИВАНЫЧ
В полночь приехал Рахим. С ним прискакал Сахей-джигит со шрамом на щеке. Коней работники Султана быстро увели на задний двор.
После приветствий и поклонов Султан предложил гостю подушку.
— Садись.
— Рахмат!
Рахим разулся и в одних чулках присел на ковер.
Начали с незначащих разговоров.
— Издалека ли ехал?
— На Соленом Лосином логу посланного обратно дожидался. Ночь-то темная, в степи плохо дорогу знаю.
— Кумыс пей! — Темирбулатов зачерпнул половником в бочонке, налил чашечку, подал гостю. — У меня ночуют приезжие, русские... Исправник и с ним урядник. Мои знакомые.
Он держался запросто и сказал это как бы между прочим. Рахим удивленно посмотрел на хозяина и еще больше выкатил свои огромные глаза. В них явно выразилась тревога.
— Крепкий кумыс? — спросил его хозяин с чуть заметной насмешкой.
Рахим несколько растерялся, не зная, что ответить. Оба немного помолчали, приглядываясь друг к другу.
— Я ждал тебя с нетерпением и все время помнил о нашем общем святом деле, — сказал Султан. Он спросил про Могусюмку.
— А русские, которые у тебя ночуют, по-нашему понимают? — осведомился Рахим, поглядывая по сторонам и протягивая шею к занавеске, как бы желая заглянуть за нее.
— Да, один понимает, — безразлично ответил Султан.
Рахим взял себя в руки. Его лицо приняло восторженное выражение. Он поднял голову.
— Долго уламывал я Могусюма. Долго он колебался, но, наконец, согласился. Он, кажется, только дружбу свою с неверными потерять не хочет, однако мечтает стать пашой.
— Так удача?
— Удача!
— Слава аллаху! — заметил Темирбулатов. — А где же сам Могусюмка?
— Он в Бурзянских лесах...
Темирбулатов спросил, понравился ли ему Могусюмка, каков он. Сам Султан ни разу не видел башлыка.
— Наивен! В лесах рос. Колебался, долго спорил со мной. У него друзья есть русские, — многозначительно повторил Рахим. — Он тревожился за их будущую судьбу. Много мне пришлось повозиться с Могусюмкой.
— Что же он?
— Все время упирался и колебался, но, наконец, во всем со мной согласился. Он в нашей власти. Ему мешает дружба с русскими. Я отвлекал его от этого. Через некоторое время мы с ним опять встретимся. Я собрал мешок денег. Для нашего дела все охотно жертвуют.
— Разве этих денег хватит! — с презрением сказал Султан.
— Собираю деньги для того, чтобы люди думали, что на их средства все сделано. А, конечно, это гроши. Но люди будут гордиться, когда придут войска с Востока и начнется война. Подумают, что все это на их деньги.
