Султан улыбнулся.
— А как Акинфий тебя принял?
— Очень хорошо, — ответил Рахим. — Это хороший человек.
— Очень хороший! — многозначительно согласился Темирбулатов.
Ломовцев, как оказалось, ни в какие подробности с Рахимом не входил, но сказал ему твердо, что в случае беды тот всегда может скрыться у него и что в Низовке его сам черт не сыщет. У низовских мужиков в окрестных лесах были заимки и охотничьи балаганы, которых никто, кроме хозяев, не знал. Сами низовцы не могли добраться друг к другу в такие места без проводников.
— А исправник сам к тебе приехал? Он только ночует или надолго останется? Он знакомый твой?
По тому, что Рахим задал сразу три вопроса, заметно было, что он тревожится.
— До города отсюда двести верст. Неужели ты думаешь, что после того как вечером побывал у меня твой гонец, я успел послать в Оренбург и оттуда приехал исправник? И птица слетать не успела бы.
В больших глазах Рахима на миг выразилась обида и неприязнь. Он был пылок. Его упрекали в трусости, он желал быть лишь благоразумным.
— Исправник приехал по своим делам и остановился у меня ночевать, — пояснил Султан, видя вспышку на лице гостя. — Хорошо, если он увидит тебя, и все узнают, что ты ночевал здесь в ту же ночь, что и он. Тебя никто ни в чем не заподозрит. Утром я познакомлю тебя с исправником.
Выразительные глаза Рахима совсем потухли и размеренно забегали вправо и влево, как маятник у часов. Он опасался, что попал в ловушку. Темирбулатов всегда считал, что такие красивые острые лица бывают только у людей трусливых.
— Как же ты людям говоришь, что восстание поднимать надо? Что надо жертвовать собой во имя аллаха, а сам боишься встречи с русскими под моей крышей, где тебе никто не угрожает? — грубо сказал он.
Султан знал, что Рахим пришел не только, чтобы мутить народ. Он желал узнать настроения мусульман, за кого они в душе, можно ли на них положиться. Он делал ставку на веру. Хотел разжечь вражду мусульман к русским.
Султан старался показать, что будет делать так, как сам хочет.
— Ты познакомишься с исправником, — сказал Султан, сверкнув глазами. — Он хороший человек. Ты ему понравишься. Русские в моем доме, и мы с тобой не должны их бояться. Когда надо будет, у них же оружие достанем... Разве ты не знаешь, почему в Хиве у меня друзья? Ведь я отправляю в степь караваны с товаром и оружием. Где я достаю? Ведь у вас в Хиве не делают тульских ружей?
— Теперь я хочу походить по здешним селам, поговорить с народом, — сказал Рахим, показывая, что совсем не тревожится, пренебрегает личными обидами и напоминает Султану о его долге.
— Этого нельзя делать, — ответил Султан. «Ему хорошо, — подумал он, — пришел и ушел. А мы-то тут всегда живем...» — Тебя мгновенно схватят.
— Кто?
— Кто? Верующие!
— Правоверные? — вспыхнул Рахим.
— Ты много говорил с ними на севере?
— Нет, только с некоторыми.
— А как же собирал деньги?
— Я не говорил ничего прямо... Там, на севере, горы и леса, и деревни малолюдны, живут охотники. А здесь огромные села и множество людей, все они земледельцы. Земледельцы — главная сила в войске. Потом я пойду за Урал.
— Но в горах и в лесах люди смелей, там легче хранить тайны.
— В лесах люди просты и невежественны. Они даже не знают, что есть тайна. Я объяснял им по корану, а они говорят, что впервые слышат. А потом я перейду за хребет в Уфу, — сказал Рахим. — Мне надо побывать в духовном управлении...
В эту ночь Рахим много говорил о будущем. Разговаривать о будущем стало его профессией.
Оба оживились, заговорив про гаремы Султан не прочь был поговорить на эту тему: чем старше и богаче становился, тем больше любил женщин.
Заговорили о золоте, об уральских драгоценных камнях. Опять вспомнили Могусюма.
— Могусюм мечтает спасти леса, — сказал Рахим.
— Мы виним заводских инженеров, что жгут леса. А ведь нынче хотят делить леса на участки и охранять! Что лес жалеть? Он растет все время. Могусюмка, видно, молодой еще, глупостей наслышался от своего отца, что лес жалеть надо. У него отец был не совсем в своем уме: всех жалел. Еще только деревья осталось нам с тобой жалеть. Жалеть надо веру, а не леса, и сохранять ее чистоту.
Беседовали долго, говорили о том, как действовать дальше, и разошлись поздно.
«Слава Рахиму! — думал Султан. — Он умело выполнил все поручения. Он прав, торопить Могусюмку не надо». Никакой благодарности Темирбулатов выказывать Рахиму не собирался Это не в его правилах, уж по одному тому, что получившие благодарность обычно рассчитывают получить выгоды. С Рахима и так довольно. Султан полагал, что его надо будет припугнуть хорошенько, чтобы на многое не рассчитывал. Пусть знает, что здесь, в России, он в полной моей власти. Ему еще придется обламывать Могусюмку, приучать башлыка повиноваться. Могусюмка не сразу поддастся, когда речь зайдет о торговых караванах, что надо средства добывать. Могусюм пылок. Хорошо, что Рахим уловил страсть Могусюма служить справедливому делу. Он говорил с ним вдохновенно и, видно, разбередил. Но разговоры Рахима о том, что Могусюмка колебался, насторожили Султана. Правда, если он вздумает противиться или умничать, то на крайний случай у Султана есть выход. Долго ли сказать Ивану Иванычу... и башлык окажется в руках полиции — конец ему.
Султан, уложив гостя, пошел через двор в домик молодой жены Зейнап. Он был бодр и оживлен оттого, что дело завязывалось и что так удачно подтрунил над «святым». Теперь Султана ждала хорошенькая молодая жена.
Утром он был несколько бледен, но весел и показался на дворе, как обычно, рано. Под глазами набежали маленькие мешки, и лицо, казалось, пожелтело немного. Он переступил закон пророка и пил ночью.
После утренней молитвы он пришел к Рахиму.
Рахим ночью не пил, но был еще бледней и желтей Султана. Он плохо спал, ожидая обещанной встречи с исправником.
За завтраком Султан познакомил его с Иваном Иванычем.
Рахима он представил как паломника, вернувшегося из странствия и собиравшего на построение мечети, и даже попросил для него у Ивана Иваныча вид на жительство, сказавши, что ручается за этого человека.
Исправник покосился, но сразу ответил, что Рахиму будут документы.
«Морда твоя мне не очень нравится, — думал Иван Иваныч про Рахима. — Посмотрим, посмотрим, что они тут затевают».
— Слушай, а этот твой паломник не имеет отношения к этим подговорам о мусульманском государстве? — спросил Иван Иваныч, когда Султан вышел проводить его.
— Никакого! Ручаюсь... Конечно, они все толкуют темные речи, — добавил Султан, — но это добрый человек, я его знаю. Я скажу вам откровенно, Иван Иваныч, что сселению нукатовцев надо придать вид законности. Я представлю вам, как это надо сделать.
