Расстались они, как всегда, друзьями.
«Любопытно, как Султан сгонит нукатовцев? — думал Иван Иваныч по дороге. — Хитер, хитер!.. Наверно, втравит меня! Провокатор первой статьи».
Темирбулатов дал Рахиму поручение.
— Иди в Нукатову. Надо объяснить там, что вынуждают нас продать землю. Дело не моих рук, но иначе нельзя. Объясни, что с меня требуют. Все видят, кто ко мне ездит, и что я помогаю правоверным. Поговори там о долге, о вере, об аллахе, утешь народ, объясни, что в будущем вся надежда на торжество веры.
Рахим обрадовался поручению: продается земля, сгоняют людей — тут можно будет разжечь ненависть.
Потом говорили о политике.
— Хива — могущественное государство. Она заодно с Турцией и Англией. Хива, Англия и Франция! — твердил Рахим.
Султан один раз слышал, что Могусюмка проходил степью. В городе, где был в то время Темирбулатов, знакомые татары смеялись, что теперь Султану конец. Темирбулатов еще тогда испугался и долго не ехал в Юнусово. Но Могусюмка прошел мимо, не задержался: торопился, видно.
Потом шел слух, что Могусюмка хотел ограбить Султана, но русские его спугнули. А говорили еще, будто бы он, узнав, что Султан помогает народу, хвалил его и поэтому пощадил. Слухи, как всегда, разные. Вообще, будь Могусюм не дурак, дело бы пошло. И Рахим ушел бы скорей и осчастливил бы своих восточных повелителей известием, что тут мусульманство верно вере и ждет. И русские власти были бы довольны. А исправник, пожалуй, когда-нибудь и коньячку бы выпил с Могусюмкой.
Глава 25
ЖЕНЫ
Когда казаки похоронили Ирназара и ушли из стойбища, Зейнап и Гильминиса покинули свое убежище в пещере, которой не было конца. Помолившись на могиле Ирназара, обе женщины решили, что надо уходить с пепелища, искать родню.
На одной из ночевок в пути встретил их Султан Темирбулатов. Этот старый человек был поражен красотой Зейнап. «Какие волосы!» — подумал он. Султан пожалел Зейнап, когда узнал от старушки Гильминисы ее историю...
Он пригласил обеих женщин в свою кибитку, угощал их и расспрашивал. Зейнап не пила и не ела, как ни любезен был бай, но в душе ей приятно было, что такой богатый, добрый и почтенный человек выказывает внимание и так ее жалеет.
Старая Гильминиса оказалась женщиной хитрой и изворотливой.
— Молчи, не говори, что было на самом деле. Никогда не говори, себя погубишь. Скажи, что была оспа, отец умер, ты жила с ним в лесу. Он был охотник. Где жила — не знаешь... Совсем молоденькая была, ничего не понимаешь. Притворяйся, что все видишь в первый раз, что впервые вышла из лесу... — так учила Гильминиса молодую девушку перед тем, как войти в кибитку богача.
— Ее отец умер от оспы, а она еще совсем глупая и не понимает ничего. Кроме отца, за всю свою жизнь не видела ни одного мужчины, — рассказывала старуха баю.
— Где же вы жили? — настороженно спрашивал Султан, обращаясь к Зейнап.
Та смотрела ему в глаза наивным и открытым взором.
— В лесу... — тихо ответила Зейнап и вдруг густо покраснела.
«Какая прелесть! — подумал он. — Ничего не знает...»
Чем сильнее она смущалась, тем больше нравилась баю. Ему казалось, что она стыдится и волнуется потому, что рядом с ней сидит незнакомый мужчина. А Зейнап стыдно стало за бабушку, которая так расписывает про оспу, и она склонила голову застенчиво.
— Она дитя, бедное дитя... Умерли все от оспы — приговаривала старуха.
Если бы бай знал, как это бедное дитя вихрем скакало на полудиких конях, как ссорилось с женихом, как капризничало и заставляло его унижаться, как выбрасывало в окно его подарки, как лихо плясало по-башкирски и по-русски, как стреляло из ружья в цель, не хуже молодых охотников!..
А сейчас Зейнап сидит тоненькая и нежная, стыдливо краснеет, прячет лицо. Баю кажется, что она тает под его взором, и старое сердце бьется чаще; ему представляется, что она несчастна и слаба, ее хочется пожалеть и приласкать.
«Я богат, — думает он, — и волен сделать все, что захочется. Я не обижу ее. Я ее пожалею, и она будет моей, я возьму ее с собой».
Бай увез ее и старуху в Юнусово.
Султан на самом деле понравился Зейнап. Он сильный, красивый и мужественный человек. Она чувствует, что он добр к ней и жалеет ее искренне. И душа ее, лишенная поддержки, потрясенная несчастьем, невольно потянулась к нему.
Она не знала, где Могусюм, и старуха заклинала ее не расспрашивать.
А старик становился все ласковее, и когда приходил к Зейнап и приносил ей подарки, его лицо оживлялось сухой, несколько неприятной улыбкой, но глаза сверкали ярко и горячо.
По его просьбе юнусовский мулла нашел в коране подходящий стих: «Если опасаетесь, что с сиротами женского пола не можете поступать по правде, берите в супружество из них, которые вам понравятся: две, три, четыре и не больше, ибо вы не можете исполнить долга своего со столь многими...»
Султан расплылся от счастья, услыхав, как все мудро предусмотрено в коране. У него пока было только две жены.
«Какой умница и какой образованный человек мой мулла!» — думал Темирбулатов.
Вскоре Султан женился. Зейнап стала его третьей женой. Ей построили на огромном дворе отдельный домик. Старая Гильминиса жила вместе с ней.
У Султана не было ни евнухов-надсмотрщиков, ни особенных строгостей. Жены его могли встречаться друг с другом и с посторонними людьми, выходили к гостям и на улицу, не закрывая лиц. Все родичи, знакомые и домашние Султана вскоре полюбили Зейнап. Ее ненавидели лишь две старшие жены Темирбулатова и их наперсницы, решив, что она не такая простушка, какой представляется Султану.
— Это только одуревшему старику кажется, что она ничего не знала, была невинной голубкой, — уверяла старшая жена Султана остролицая Гюльнара.
Зейнап чувствовала, что старшие жены враждебны ей. Иногда они пытались выспросить ее о прошлом, выказывали недоверие, старались поймать на лжи. Но старая Гильминиса учила Зейнап распознавать их козни.
Иногда Зейнап становилось скучно и тяжко. Оставаясь одна, она горько плакала, вспоминая отца и Могусюма. Но приходил Султан, ласково заговаривал с ней. Она знала, что женщина обязана подчиняться мужчине. Это было общее правило для всех, никто не сомневался.
Султан гордился своей молодой женой. Когда в гости приезжали русские, он приказывал Зейнап вместе со служанками вносить кушанья, чтобы все видели, на какой молодой красавице он женился. Он не прятал ее в задних комнатах.
Зейнап жила в довольстве, но не забывала прошлого.
Но вот однажды старая Гильминиса прибежала в тревоге.
— Ты знала Хурмата? — спросила она Зейнап. — Ну, Черного Хурмата, друга Могусюмки?
— Нет... Я слыхала о нем, но не видела. Где он?
