Мы приехали на тот самый пляж, где Олег инсценировал самоубийство. Наступил рассвет.
Все тот же пустынный берег… Все те же раскатистые волны… Картины страшной ночи вставали передо мной одна за другой. Вот Олег стреляет себе в грудь и падает на песок… Из груди течет кровь, а морские волны подхватывают его тело и уносят все дальше и дальше… Я громко кричу, бьюсь в истерике и стараюсь вытащить его из воды… Олег становится неимоверно тяжелым. Я чувствую, что теряю силы, слезы отчаяния застилают глаза. Ни с чем не сравнимая горечь утраты, ощущение чудовищной пустоты…
Чья-то рука легла мне на плечо. Оглянувшись, я увидела Олега.
– Именно здесь ты застрелился, – сказала я и тяжело вздохнула.
– Я же хотел как лучше, ты знаешь.
– Наверное, так всегда: хочешь как лучше, а получается хуже.
Убрав руку Олега со своего плеча, я захромала к машине. Братья вытащили связанного маньяка на песок и распутывали веревки, затем посадили у большого камня. Я подошла чуть ближе.
– Ну что, парень, очухался? – спросил один из братьев.
Мужик испуганно смотрел на нас.
– Только не убивайте, – пробубнил он и сплюнул кровавой слюной. – Христом богом заклинаю, не убивайте.
– А, ты у нас и бога вспомнил, – усмехнулся Олег. – Что ж ты раньше о боге-то не думал? Поздновато! Ты лучше вспомни, сколько невинных женщин погибло по твоей вине?
Я затаила дыхание, прекрасно понимая, что этот мясник не человек, а самое настоящее исчадие ада. Его губы дрожали, а на лбу вы ступил пот. Оно и понятно. Он любил наблюдать за чужой смертью и больше всего на свете боялся своей собственной. В его перепуганных глазах читалось безумие. От такого никуда не уйдешь. Меня стошнило.
Подошел Олег и ударил его ногой. Мясник поднял глаза, на губах его появилась садистская улыбка.
– Не убивайте, я вам еще пригожусь… – заговорил он. – Глобус взял меня к себе для того, чтобы я убирал ненужных ему людей. Я умею убивать. Это очень ценное качество… Я люблю кровь, умею обращаться с жертвой. Я очень ценный работник… Мне не нужно платить, потому что, когда я вижу кровь, получаю удовольствие, а оно дороже самых больших денег. Никто из вас даже не может представить, сколько в человеке крови. Ведь любой человек – обыкновенный кусок мяса.
– Да заткните вы этого придурка! – закричала я и выхватила у Олега пистолет.
– Ты что собралась делать? – бросился он ко мне.
– Я убью его сама! Своими собственными руками!
Тут вмешался один из братьев:
– Мы просто дали ему возможность выговориться. Отдай Олегу пушку. Не женское это дело – стрелять. Сейчас мы его быстро за делаем.
– По-моему, мы уже объяснились по поводу женских и мужских обязанностей, – процедила я сквозь зубы, сняла пистолет с предохранителя и повернулась к садисту:
– Встань, сволочь! Суд идет!
Мужик оперся о камень и быстро поднялся. Я увидела в его глазах смертельный страх, и это привело меня в самый настоящий восторг.
– Это тебе за Катьку!
Пуля попала в ногу и, по всей видимости, прошла насквозь.
– Это тебе за меня! – Я выстрелила в плечо.
Мужик с воплем упал на песок.
– Ну что, сука, больно тебе?! – злорадно спросила я.
– Больно… – судорожно выдохнул негодяй.
– Говори громче, не слышу!
– Больно…
– Громче!
– Больно!!! – прокричал палач и умоляюще посмотрел на меня.
– Молодец. Я хочу, чтобы ты чувствовал боль точно так же, как ее чувствовали другие. Где больнее – в ноге или в плече?
– Везде, – прохрипел он.
– Я спросила тебя, где больнее?!
– В плече.
Я выстрелила в уже простреленное плечо и поняла, что могу потерять сознание. Мужик со стоном катался по песку. Песок окрасился с кровью. Жуткое зрелище. Неожиданно он закатил глаза и затих.
– Эй, мы так не договаривались! – шагнула я к нему. – Немедленно открывай глаза и говори, где больше всего болит!
Подбежал Олег и выхватил у меня пистолет. Не говоря ни слова, он выстрелил палачу прямо в сердце и спрятал пистолет в карман.
Я села на песок и завыла. Никто не осмеливался подойти ко мне.
Спустя какое-то время я начала успокаиваться, истерика проходила.
– Никакая я не феминистка, – бормотала я. – Я сегодня стреляла в человека. Я гранаты швыряла… Что же это за курорт! Стреляют, мучают, откуда только такие отморозки берутся… Храбрюсь, храбрюсь… Только для вида… А на самом деле мне страшно…
Олег сидел рядом и гладил меня по голове. Братья копали могилу для палача.
Когда приехали в Ялту, я почти совсем успокоилась. Смотрела в окно «жигуленка» и думала о Димке. Наверное, это и есть любовь, когда один человек любит другого и не ждет за это благодарности. Он уехал, чтобы мне не мешать, не создавать лишних проблем. Он всегда понимает меня с полуслова и делает все возможное, чтобы меня не тяготило его присутствие. Димка будет ждать моего звонка, и я обязательно ему позвоню, потому что наши с ним телефонные разговоры уже давно стали необходимостью.
Олег словно прочитал мои мысли и посмотрел на часы.
– Димка, наверное, уже в самолете.
– Думаю, да.
– Он всегда появляется в трудную минуту?
– Всегда. Он прилетит в любую точку земного шара, если мне это будет необходимо.
– Тогда почему вы не вместе?
– А кто тебе это сказал? Мы вместе уже много лет.
– Я не в этом смысле, – растерялся Олег. – Я в смысле того, почему бы вам не начать вместе жить?
– Потому что мы уже пробовали, и у нас ничего хорошего не получилось.
– И кто в этом виноват?
– Не знаю. В таких делах виноватых вообще не бывает. Может, виновата я, что так и не смогла его полюбить, а может, Димка, что не смог мне в этом помочь.
– Тогда почему он не женится на ком-нибудь другом?
– Наверное, потому, что в этом мире есть я. А может, потому, что с возрастом привыкаешь к одиночеству, и новый человек в твоей квартире может только раздражать.
Олег провел меня в дом, и я уселась на медвежью шкуру.
– Я ведь так и не знаю, что произошло в доме Глобуса, – сказала я.
– Ничего особенного, не считая того, что нам пришлось убрать парочку бритоголовых ребят, – ответил Олег. – Прислугу мы не трогали. Мы искали подвал и наткнулись на комнату под лестницей. Именно в ней и лежал связанный Димка. Как только мы освободили его, влетели в спальню к кухарке и приставили к ее голове пистолет. Она страшно перепугалась и сказала, где находится этот злосчастный подвал. Даже подумать страшно, что мы могли опоздать… Когда я увидел тебя, то вообще перестал соображать. Я же оставил тебя за забором. Ума не приложу, как ты могла через него перелезть.
