Ближе к концу 1801 г. в Лондон поступила из Португалии еще одна просьба о займе. Положение еще больше ухудшилось. Испанские войска при поддержке Наполеона перешли португальскую границу; по условиям капитуляции Наполеон требовал от Португалии выплату контрибуции в размере 20 млн рейсов.
На сей раз сэр Фрэнсис Бэринг и банк Hope & Co. были готовы предоставить заем и желали, если можно, взять его целиком на себя. Они понимали, что будут собирать деньги для выплат смертельному врагу Великобритании. Но в то время нравственные принципы трактовались торговыми банкирами весьма вольно. Сэр Фрэнсис указал, что вскоре, вероятно, подпишут мирный договор, и тогда банку Хоупа самое время начать игру в Европе – при помощи успешного португальского займа. У него имелся еще один повод для такого шага. Ему исполнилось 60 лет, а Генри Хоупу – 65. Сэр Фрэнсис, главная фигура в операции, успел вырастить своих преемников – сына Александра в Лондоне и зятя Лабушера в Амстердаме. Если удастся присоединить дом Hope & Co. к своей фирме, Бэринги станут самым большим и влиятельным торговым банком в мире.
Плану сэра Фрэнсиса не суждено было осуществиться. В октябре 1802 г. он писал своему другу лорду Лансдауну: «…Вынужден оставить колоссальный план встать одной ногой в Англии, второй – в Голландии; на такую жертву прежде не шел ни один глава семьи, но я должен признаться, что у меня осталось достаточно в утешение…»
В ноябре того же года Лабушер ездил во Францию и Испанию, чтобы проверить, что еще можно предпринять в целях новой фирмы в интересах консорциума Бэрингов и Хоупа; оттуда он отправился в Лиссабон. Его сопровождал двадцатиоднолетний Джордж Бэринг, младший сын сэра Фрэнсиса, который проходил подготовку в амстердамской фирме. Сэр Фрэнсис дал Лабушеру строгие указания. Можно ссудить 700 тыс. фунтов стерлингов под 5 процентов, и еще 50 тыс. фунтов предназначались «на расходы». В залог должны были пойти доходы от государственного табачного контракта и бразильские алмазы. Учредили амортизационный фонд для выплаты займа в течение 15 лет. Сэр Фрэнсис продемонстрировал тонкое политическое чутье, заявив, что коммерческая операция – перевозка и доставка алмазов – должна производиться в Англии, а финансовая сторона – выпуск облигаций и перевод денег во Францию – в Голландии. Это может помочь восстановить былое влияние банкирского дома Hope & Co., чтобы «побудить иностранные европейские дворы в подобных случаях обращаться к вам, и только к вам». Сэр Фрэнсис заключил свое письмо подробными характеристиками тех людей, с которыми Лабушеру предстояло иметь дело в Лиссабоне. Сэр Фрэнсис откровенно сомневался в способностях португальских правящих кругов и относился к предстоящей операции в высшей степени скептически.
Лабушер и молодой Джордж Бэринг поехали в Байонну. Они не смогли попасть на корабль, идущий в Лиссабон, и наняли погонщика мулов, который подрядился доставить их в Мадрид. 11 января 1802 г. они вышли из Байонны и через девять дней прибыли в Мадрид, пройдя 320 миль по заснеженным перевалам в Пиренеях и Сьерра-де-Гвадаррама – в разгар зимы, на мулах! Первые торговые банкиры были людьми крепкими.
Переговоры в Лиссабоне продолжались почти месяц и часто заходили в тупик.
«Мы с министром согласились по всем пунктам, – сообщал позже сэру Фрэнсису Лабушер, – но при переводе документов на португальский язык они постоянно меняют текст, и мне приходится ломать голову, чтобы отличить, что правда, а что нет, на языке, которого я не понимаю…»
Впрочем, у Лабушера появилась и удивительная новость для сэра Фрэнсиса: «Богатства этой страны, намерения ее правителя и нынешних министров таковы, что не могут не порождать величайшего доверия, а залоги настолько надежны, что с ними не сравнится ничто из известного мне в Англии. Если у вас остаются сомнения или колебания, то они могут быть связаны только с политическими угрозами. Их я также не могу недооценивать, и уделил особое внимание тому, чтобы постараться оценить их во всей полноте. В этой стране, как и во всех прочих, имеются свои якобинцы, и не все из них безработные.»
Наконец, Лабушер обговорил с министром все условия займа в 13 млн голландских флоринов под 5 процентов. Предстояло выпустить облигации номиналом в 1000 флоринов и продавать их по 90. 25 февраля 1802 г. первая партия алмазов общим весом в 20 тыс. карат была доставлена на борт пакетбота «Принц Уэльский» и отправилась в Лондон. Через месяц был подписан Амьенский мирный договор, но последовавший за ним мир оказался недолгим – «все радовались, но никто не гордился», как говорили в Англии. Сэр Фрэнсис снова правильно оценил будущее и совершил единственно верный поступок.
После приезда в Париж Лабушер писал сэру Фрэнсису: «Наше путешествие было… испытанием почти на пределе наших телесных сил, ибо, хотя я избегал усталости, стараясь по возможности все делать посредством денег, при взгляде на карту вы поймете, что мы едва ли могли себе позволить время на оплату почтовых курьеров. Наши здешние друзья, однако, говорят, что мы выглядим лучше, чем когда мы покинули Париж. Слава богу, я чувствую себя превосходно.»
Звезда закатывается
В воскресенье, 18 июня 1815 г., герцог Веллингтон одержал победу над Наполеоном в битве при Ватерлоо. Торговые банки, которые финансировали войны Великобритании – сначала против революционной Франции, затем против Наполеона, – быстро приспособились к новым условиям.
Финансирование мира обернулось гораздо более трудной задачей, хотя и куда более прибыльной. Наполеоновские войны бесспорно доказали, что в Европе есть только одна финансово стабильная страна – Англия. Лондонский Сити стал великой крепостью «высоких финансов».
В Париже положение было отчаянным. Наполеон ушел, вернулись Бурбоны, но они ничему не научились с 1789 г.; «Ils n’ont rien appris ni rien oublie» («Они ничему не научились и ничего не забыли»), – как, по слухам, сказал Талейран. Людовика XVIII куда больше интересовали деньги на свои личные расходы, чем будущее страны. Он не улучшил финансового климата во Франции, объявив принудительный заем на 100 млн франков. Богатые люди во Франции утратили последние надежды.
Союзники считали, что слишком снисходительно относятся к бывшим врагам. Они потребовали, чтобы Франция выплатила 700 млн франков в качестве «контрибуции за прошлое». Выплаты предстояло сделать пятью ежегодными траншами. Кроме того, Франция должна была выплачивать еще 150 млн франков в год как «залог на будущее». Часть этих выплат шла на содержание оккупационной армии Веллингтона. Во Франции таких денег не было. Страна была богатой и имела обширные скрытые ресурсы, но в тот момент они были недоступны. В 1816 г., после выплаты первого транша «контрибуции за прошлое», деньги у французского правительства закончились.
Настал великий миг для торгового банкира, обладающего дальновидностью, отвагой и связями. Великолепную идею – пожалуй, свою величайшую – вновь предложил Уврар, который тогда как раз временно находился на свободе. Он сказал ошеломленным французским министрам, что совершенно не обязательно поднимать налоги и объявлять принудительные займы. Такие методы скорее придушат те слабые ростки экономической жизни, которые еще остались после долгих лет войны. Нет, чтобы расплатиться с заграничными долгами, надо занять деньги за границей!
