«Только следуя примеру Англии и идя по пути кредита, Франция сумеет избежать банкротства», – сказал Уврар. Он понял, что жесткое налогообложение уничтожает экономическую жизнь, в то время как разумные займы, возможно, создадут новую жизнь. Во Франции, объяснял он, денег нет ни у кого. Но, чтобы расплатиться с союзниками, можно занять деньги в Англии. А в Англии предоставить такой крупный заем способен только один банкирский дом – Baring Brothers.
Блестящее предположение Уврара давно уже стало банальностью, известной министрам финансов во всем мире. Вы закладываете будущее, чтобы финансировать настоящее. В наши дни так поступают все, и никто не отдает должное гениальности Уврара, который первый это придумал. Многие в Париже, как и раньше, говорили, что Уврар сошел с ума. Ничего подобного, возражал Уврар. Только он один во всем Париже совершенно здоров психически. На самом деле его замысел очень прост, как и все вообще великие идеи: иностранный заем соберут в Лондоне, выплатят контрибуцию союзникам, оккупация Франции закончится, а великая страна, восстановив свою честь, быстро возродит экономику.
Со свойственной ему проницательностью Уврар пришел к выводу, что ему придется поделиться своим замыслом с человеком, обладавшим большим весом, чем все французские министры, вместе взятые: с герцогом Веллингтоном. К счастью, герцог разбирался в финансах гораздо лучше своего бывшего противника Наполеона; он сразу же дал свое согласие. Уврар послал весточку в Лондон, где Бэринги и Хоуп, известные ему по прошлым щекотливым операциям, начали действовать «медленно и осторожно». В 1817 г. «французские» облигации пятипроцентного займа на сумму в 350 млн франков предлагались по 53, и подписка сразу же разошлась. В лондонском Сити французский кредит котировался по-прежнему неплохо. Вторая серия займа была выпущена Бэрингами и Хоупом в сотрудничестве с парижскими банкирскими домами Laffette & Co. и Delessert & Co. К июлю 1817 г. французские «купоны», как называли облигации, торговались на Парижской бирже по 67¾. Для синдиката «Бэринг – Хоуп – Уврар» успех был феноменальным. По самым осторожным подсчетам, прибыль составляла «от полутора до трех миллионов фунтов». Правда, успех дорого обошелся Бэрингам: именно с него началась историческая распря Бэрингов и Ротшильдов.
Джеймс Ротшильд, представлявший интересы своей семьи в Париже, очень хотел принять участие в операции. Дело для него было не столько в прибыли, сколько в престиже. Александр Бэринг еще мог бы принять Ротшильдов в партнеры; в глубине души он питал слабость к Натану Майеру Ротшильду, чья биография так напоминала жизненный путь его предка, Иоганна Бэринга. Александр Бэринг с профессиональным восхищением следил за тем, как Натан, воспользовавшись своими источниками, первым узнал об исходе сражения при Ватерлоо и с помощью полученных сведений «овладел рынком». Получив от курьера голландскую газету с первым сообщением о победе англичан, Натан (как положено, проинформировав вначале британское правительство, которое ему не поверило) отправился на фондовую биржу и начал продавать. Вскоре на бирже пошли слухи о том, что «Ротшильд продает», и цены рухнули. Тут агенты Ротшильда начали втайне скупать ценные бумаги по бросовой цене. Блестящий маневр произвел сильное впечатление на Александра Бэринга. Он понимал, что справиться с Ротшильдами трудно. Почему бы и не позволить им присоединиться?
Против такого решения были настроены Уврар и Генри Хоуп. По их мнению, Ротшильды не принадлежат к их классу. Пусть им сопутствует успех, все же они остаются простыми «менялами». Тем временем Джеймс Ротшильд не сдавался. Он недолго мирился с поражением.
В начале 1818 г. начались переговоры о дополнительном выпуске «купонов» на сумму 270 млн франков. После успеха первых серий все заранее решили, что синдикат «Бэринг – Хоуп – Уврар» снова займется тем же делом. В Ахене заем, который должен был полностью покрыть сумму французской контрибуции, обсуждали на конференции стран-победительниц.
Александр Бэринг стал главным участником конференции в Ахене. Его часто видели в обществе лорда Каслри, тогдашнего министра иностранных дел Великобритании; он же поддерживал самые дружеские отношения с князем Меттернихом из Вены и князем Гарденбергом, делегатом от Пруссии. Ничего удивительного; «купоны» расходились прекрасно, и видные государственные деятели понемногу спекулировали для себя – конечно, негласно. На самом деле облигации французского займа стали прекрасным капиталовложением; оставалось лишь сидеть и смотреть, как растут ваши деньги. «Купоны» на парижской бирже все время росли. Все министры сошлись во мнении, что Александр Бэринг – славный малый. Они не обращали никакого внимания на Соломона и Калмана Ротшильдов, которые также оказались в Ахене и тщетно пытались пробиться в заколдованный круг. Государственные деятели не желали даже разговаривать с «менялами из Франкфуртского гетто».
Переговоры пришли к завершению, и синдикат «Бэринг – Хоуп – Уврар» решил взять на себя большой кусок третьего французского займа, по «льготной» цене в 70. В начале ноября 1818 г. «купоны» торговались в Париже по 74. Меттерних был так доволен, что попросил Александра Бэринга приобрести на его долю больше «купонов». И вдруг 5 ноября «купоны» начали падать. Как обычно, у специалистов нашлось много объяснений. Было выпущено «слишком много серий за короткое время»; рынок показал «недостаточную гибкость», с технической точки зрения положение оказалось «шатким»; многим нужны были деньги, и люди продавали большие пакеты «купонов».
Как обычно, объяснения экспертов не имели ничего общего с действительностью: массивную игру «на понижение» против «купонов» повели Ротшильды. Поняв, что остальные смотрят на них сверху вниз, «менялы» вернулись в свои конторы и отдали приказы агентам втайне покупать «купоны», используя огромные количества средств из компенсационных фондов в своих хранилищах. Как ни странно, сама Франция, через посредство Ротшильдов, финансировала большую спекуляцию французскими «купонами», играя на понижение. Слишком поздно синдикат узнал горькую правду: за несколько дней Ротшильды обрушили их «купоны» на фондовой бирже. Всего за неделю «купоны» упали с 74 до 68, гораздо ниже той «льготной» цены, по которой их выкупали участники синдиката. Вместо больших прибылей они понесли большие убытки. А главные трудности были еще впереди.
Александра Бэринга вызвал к себе князь Меттерних. По выражению лица государственного деятеля Бэринг понял: его звезда на финансовом небосклоне закатилась. Что там с «купонами»? – поинтересовался Меттерних. Если не принять срочных мер, могут разориться многие люди, занимающие высокие посты. Что может предложить мистер Бэринг?
Александр Бэринг дал понять Меттерниху и другим государственным деятелям, что маржинальные сделки с «купонами» возможны только при растущем рынке. Естественно, никто из государственных деятелей не мог расплатиться сполна. Произошла неприятная сцена. Меттерних пришел в ярость, но Бэринг не уступал. Все прекрасно знали: Меттерних не из тех, кто прощает то, что он считает оскорблением. В тот день Бэринги утратили финансовую гегемонию в континентальной Европе. Отныне «финансистами законности» стали Ротшильды. Бэринги могли к ним присоединиться – но только если их приглашали.
