– Вот почему меня не слишком вдохновляют восторги по поводу того, что некоторые называют «итальянским экономическим чудом», – продолжал он. – Нам внушили, что мы – самые умные мальчики в классе, что мы получили первый приз за сильную валюту, рост производства, мешки золота, лежащие у нас в хранилищах. Но, если восхищение смешивается с удивлением, не стоит радоваться. Через сто лет будет ли достаточно объединенных ресурсов всех государств на свете, чтобы обеспечить хотя бы минимальное благосостояние для растущего населения нашей планеты? Вот на какое чудо мы должны молиться. А проблем, которые по-прежнему осаждают нас здесь, в Италии, так много, что, если мы с толком не воспользуемся доступными средствами, чтобы стимулировать рост производства, никакого чуда не будет. С таким же успехом мы могли бы повесить табличку с надписью вроде той, что запрещает Богу творить чудеса на кладбище Сент-Медард: «De par le Roy defense a Dieu, / De faire miracle en ce lieu».
Я спросил Маттиоли, как он решает, как воспользоваться доступными средствами в своем банке; иными словами, как он решает, кому предоставить кредит.
Вопрос заставил его нахмуриться.
– У меня в голове одновременно решается множество элементарных задач, – признался он. – Естественно, я спрашиваю себя, могу ли я доверять человеку, которому нужен кредит, – вернутся ли деньги? Но приходится учитывать и много других факторов. Насколько разумно и продуманно его предложение? Предоставил ли все необходимые данные? Не утаивает ли он чего-то от меня, сознательно или – что гораздо хуже – бессознательно? И самое главное, как он собирается распорядиться деньгами? Я стараюсь понять и то, как он хочет ими воспользоваться, и то, на что в действительности пойдут деньги, – а это не всегда одно и то же. Что получится из денег? Будут ли они просто поддерживать клиента на плаву или поспособствуют его экономическому росту?
Маттиоли презирает тех банкиров, которые при принятии решения всецело полагаются на статистику и компьютеры.
– Машины – хорошее подспорье, если использовать их только для информации, но никакая статистика не заменит уникальных операций, которые происходят в мозгу человека, – говорит он. – Машины опасны тем, что они не учитывают человеческий фактор. Они низводят людей до уровня цифр, что ведет к неприятностям. Работа банкира, если относиться к ней добросовестно, требует усердия и проницательности, заботы и отваги, воодушевления и хладнокровия. Согласен, довольно странная смесь – она состоит из противоречивых качеств и эмоций. Но без них мы – всего лишь бюрократы. – Маттиоли с заговорщическим видом огляделся по сторонам и продолжал: – Банкирам нравится изображать воплощение достоинства и благородства. Не заблуждайтесь. Они просто стараются спрятать свою непоследовательность и свои сомнения. Маржа между успехом и банкротством – не шире лезвия бритвы. Знаете, в молодые годы, когда я работал в финансовой прессе, я любил сочинять забавные статейки о банкирах. Я был похож на второразрядного музыкального критика. Легко язвить в адрес людей, которые сочиняют музыку, или смеяться над теми, кто ее исполняет. Что ж, сегодня я банкир, и я сам должен писать и исполнять ту финансовую «музыку», которую я раньше критиковал. Это не так легко… – Помолчав, он продолжал: – Мы, банкиры, подобно представителям других профессий, любим притворяться, будто мы все знаем. Я же стараюсь не забывать совета отца, который говорил: мужчина никогда не должен бояться признать, что он чего-то не понимает, – особенно если в каком-то деле он разбирается отлично. – При этом воспоминании лицо Маттиоли осветилось блаженной улыбкой.
Отец Маттиоли, от которого глава B. C. I., похоже, унаследовал склонность к парадоксам, был хозяином маленького универсального магазина в городке Васто, к югу от Пескары, в области Абруцци, в Апеннинах, там, где начинается Южная Италия. По словам Маттиоли, область Абруцци расположена на той же широте, что и Рим, только на несколько веков позже. Раффаэле родился в Васто 20 марта 1895 г. и пошел в школу в городке Кьети, в нескольких милях от своего родного городка. Поэтому в детстве и ранней юности у него была масса возможностей наблюдать экономические проблемы Южной Италии. Хотя всю сознательную жизнь Раффаэле провел на Севере, он любит вспоминать деревенскую жизнь в Васто, а иногда даже с удовольствием говорит на южном диалекте, – по крайней мере, вставляет в свою речь сочные выражения, которыми славится та часть Италии. (Богатство и разнообразие Апеннинского полуострова служит для Маттиоли источником гордости, и его желание видеть модернизированными экономические учреждения всех регионов страны уравновешивается убеждением, что модернизация не должна влечь за собой насаждение культурного единообразия. В недавнем докладе он заявил: «…важнейшая особенность нашей страны, которая заключается в неуловимом разнообразии положения в каждой области и в каждом секторе… не должна нивелироваться – планирование не должно обозначать выравнивание. Наоборот, это разнообразие необходимо ограждать, восхвалять, поощрять и защищать».)
Сын владельца магазина из Васто уехал на Север и поступил в Генуэзский университет; вскоре он решил, что хочет стать ученым-экономистом: изучать экономику, а потом и преподавать ее.
– Экономика мне нравилась, потому что она отчасти история, а отчасти философия, и ее философия, какой бы она ни была трудной для понимания, всегда связана со страданиями и надеждами человечества, – объяснил Маттиоли. – Кроме того, я понял, что мне нравится преподавать, потому что, когда ты учишь, ты также учишься сам.
Его планы на время прервала Первая мировая война. Он служил младшим офицером итальянской армии, был ранен и награжден орденом. В то время как на Парижской мирной конференции обсуждалось управление принадлежавшего Австро-Венгрии порта Фиуме (Риека), Маттиоли примкнул к поэту Габриэле д’Аннунцио, еще одному уроженцу Абруцци, в мелодраматической попытке захватить и удержать Фиуме для Италии. Он убежден, что невежественный отпор, данный тогда незваным гостям, помог ему предпочесть реализм романтизму в сфере государственных дел.
Покинув Фиуме, Маттиоли решил обосноваться в Милане, коммерческом и финансовом центре Италии. Сначала он работал в финансовом журнале – и именно тогда, по собственному признанию, сочинял язвительные статьи о банкирах. В 1920 г., получив докторскую степень по экономике в Генуэзском университете за диссертацию о «стабильности денег», он был назначен доцентом в Коммерческом университете им. Луиджи Боккони в Милане, ведущем итальянском центре экономической науки. Назначение было большой честью для молодого человека 25 лет, но когда, в 1922 г., объявили конкурс на пост генерального секретаря Миланской торговой палаты, Маттиоли решил сдать экзамен – отчасти из любопытства.
– Я решил, что на некоторое время с меня хватит теории, – сказал он. – Мне хотелось проверить, насколько в экономике теория сочетается с практикой.
Маттиоли выиграл конкурс и получил место, но еще до того, как он смог начать исследовать связь между теорией и практикой в экономике, ему пришлось провести расследование на гораздо более высоком уровне. Такая возможность представилась ему в 1925 г. благодаря Джузеппе Топлитцу, уроженцу Польши, чьи изобретательные спекуляции сделали его легендарной фигурой в европейских финансовых кругах. В то время он возглавлял Итальянский торговый банк. Маттиоли несколько раз встречался с Топлитцем, и тот ему очень понравился – кругленький коротышка с эспаньолкой, любитель хорошо пожить. Топлитц сказал, что он уже давно подыскивает подходящего человека, и предложил Маттиоли поработать его личным секретарем. Он намекнул, что работа довольно перспективная, поскольку он думает воспитать себе преемника. Маттиоли колебался. Ему нравилась новая работа в Торговой палате, которая предоставляла ему довольно много свободы. Все еще надеясь, что когда-нибудь он вернется к преподаванию, он хотел писать и много читал. Он понимал, что у Топлитца ему придется подолгу просиживать на работе. Кроме того, придется приспосабливаться к требованиям большой организации. Ему было всего тридцать, и он сам не знал, готов ли он взять на себя серьезные обязательства, какие, как ему казалось, требовала такая работа. Объясняя мне, почему он в конце концов принял предложение Топлитца, Маттиоли сказал: возможно, решающим оказался простой факт, что для него банковское дело – terra incognita. Однако вскоре все изменилось. Молодой личный секретарь синьора Топлитца на удивление быстро учился, хватал на лету и вскоре ознакомился со многими банковскими проблемами. Один старожил в банке признался: с самых первых дней высокого, стройного молодого секретаря боялись как «дофина».
