Но подкорректировать кое-что, самую капельку…
Это ведь не нарушит правил.
Остался всего один ход…
Зашуршала дверная ручка.
— Входи, Альдрем, — бросил он.
Старый слуга ступил в комнату тихо и осторожно. Худой, как жердь, седой, как лунь, морщинистый, как печёное яблоко, — идеальное воплощение доброжелательного дворецкого, который всю жизнь провёл в чинном подношении овсянки. Из-под тёмного сюртука сверкали белизной кружевные манжеты и вычурный воротник рубашки, и лишь чёрные перчатки без пальцев немного выбивались из образа.
— Вы в порядке, хозяин? — в почтительном тоне слуги читалась хорошо замаскированная фамильярность очень старого знакомого. — Говорили, что вернётесь днём…
— Решил проследить за всем до конца. Это не повторится, не беспокойся. Как мой морок?
— В точности подражал вам. Превосходная работа.
— Можно подумать, это до сих пор тебя удивляет.
Слуга приблизился. Его шаги эхом отдавались от паркета: просторная комната почти пустовала, а немногочисленная обстановка была скромной до аскетизма.
— И как всё прошло? — спросил Альдрем.
Его господин улыбнулся:
— Точно по плану.
Он всегда всё рассказывал Альдрему. В конце концов, когда у тебя нет благодарного слушателя, которому можно всё рассказать — не получаешь полного удовольствия от того, что делаешь.
И играть далеко не так весело.
— Радостное известие, — сказал слуга невозмутимо. — Значит, теперь… основной этап?
— Он самый. И до него осталось совсем немного.
— А вы уверены, что…
— Я знаю.
Альдрем склонил голову:
— Отдых вам не помешал бы.
— Да, ты прав. Скоро пойду.
— Что-нибудь нужно?
— Подкинь поленьев. И… бренди.
Слуга согнулся в поклоне, медленно выпрямился и последовал к двери, — а он остался, неподвижно глядя на догорающий огонь.
Вы сделаете всё, что должно. Всё, что от вас зависит.
И вот тогда…
Его губы вновь тронула улыбка.
…да.
Тогда-то и начнётся истинное веселье.
Глава вторая. Немного о паладинах
— Я сказала, иди к цвергам! Непонятно?
Крошечный всадник, стоя у золотистого пунктира границы, сложил руки крестом, выражая решительный отказ.
— Через Равнину? Подумаешь, как страшно! Ты рыцарь, в конце концов, или кто?
Всадник помотал головой, и плюмаж на игрушечном шлеме меланхолично качнулся.
Лёжа на животе поверх одеяла, Таша с высоты своей кровати обозрела карту, разостланную на полу. Фарфоровые куклы разбрелись по ней кто куда: размером не больше фигурок для аустэйна*, но сделанные со всей искусностью игрушечных дел магов. Крошечный цверг с киркой наперевес, прекрасная альвийка в шёлковых одеждах, красавица-княжна в золотом платье — и рыцарь на белом коне.
(*прим.: игра, аналогичная шахматам (алл.)
Совсем таком, как Ташин Принц.
Вышитая по ткани карта была настолько большой, что Таша могла в неё целиком закутаться. Пестрели яркие нити лесов, озёр, речушек и золотистой ленточки Долгого тракта: долина Аллигран во всей красе. Три королевства — цвергское Подгорное, альвийское Лесное и людское Срединное, делившееся на четыре провинции. Их опоясывало бурое кольцо гор, на юге уступавшее морской синеве, а за горами начинались Внешние Земли, дикие и неисследованные. Их на карте уже не было, но Таша о них знала — и знала, что туда соваться не стоит. Там одни только жуткие твари и водятся, ещё похлеще драконов.
Жаль, конечно, что выход к морю есть только у альвов, и в их земли простым смертным ходу нет… ну и ладно, с другой стороны, что на этом море делать?
— Тогда хотя бы нашу деревню покажи, — зевнула Таша. — У границы Озёрной с Окраинной. Рядом с трактом.
На сей раз рыцарь, отсалютовав, развернулся и уверенно поскакал на север. Впрочем, достигнуть Прадмунта не успел: в комнату заглянула мама.
— Малыш, хватит на сегодня, — она поправила одеяльце Лив, сопящей в колыбельке. — Время к полуночи.
— Ага… всё равно они со мной не считаются, — скатившись с кровати, Таша ловко подхватила кукол на руки и пристроила в шкатулку с четырьмя отсеками. — Вот пусть теперь сидят и обдумывают своё поведение!
Мама кивнула.
— Правильно, — лицо её изменила странная улыбка. — Тебе должны повиноваться.
Таша заперла шкатулку на ключ. Водрузив кукольное обиталище на прикроватную полку, принялась скатывать карту.
Потом, подняв глаза, неуверенно произнесла:
— Мам… я хотела тебя кое о чём попросить.
— О чём это?
— Я… — Таша набрала воздуха в лёгкие, — в общем… Лайя-Гаст-и-остальные-завтра-собираются-пойти-к-озеру-можно-я-с-ними?
Меж тёмных бровей матери пролегла морщинка.
— Таша, путь до Кристального неблизкий. А ты знаешь моё мнение о продолжительных прогулках с деревенскими.
— Мам, ну они не влияют на меня… правда. Я сама по себе, а они сами…
— Дело не во влиянии. Хотя ты как с ними пообщаешься… вместо моей маленькой принцессы домой возвращается девчонка-оборванка.
— Маам, — укоризненно протянула Таша, поднимаясь с колен.
— Но я не об этом. Сама знаешь. — Мама взяла у неё карту и, положив тканевый свёрток на место, ласково коснулась Ташиных волос. — Малыш, наша тайна должна оставаться тайной. А ты ещё не владеешь собой до такой степени, чтобы менять облик исключительно по собственному желанию. Достаточно сильного испуга, и… что будет, если ты на глазах у всех обернёшься кошкой?
Таша насупилась. Плюхнувшись на кровать, нашарила у изголовья плюшевого зайца.
— Несправедливо это, — пробормотала она. — Мне иногда хочется не быть никаким оборотнем, а быть просто девочкой… как они все. Или чтобы все они были оборотнями.
— Что поделаешь, малыш. Что поделаешь.
Поцеловав её в макушку, мама направилась к двери. Провожая её взглядом, Таша крепче прижала к себе игрушку.
— Мам, а когда папа вернётся?
Мариэль замерла, где стояла.
— Он же говорил, что всего три дня у дяди Зоя погостит, — продолжила Таша, — и до нас ехать сутки, а его почти уже две шестидневки нет! Может, послать за ним кого-нибудь? Сказать, что мы соскучились, чтобы он поторопился…
Мама долго смотрела на неё.
Затем, отведя взгляд, прислонилась спиной к дверному косяку.
— Я должна была сразу тебе сказать, — она зачем-то принялась теребить рукава платья, — но… видишь ли… понимаешь, Альмон… он не приедет.
