Казалось бы, меняя облик, он ровным счётом ничем не рисковал.
Казалось.
Причину, по которой тень, отвернувшись от волка, склонилась над Шероном, лежавшем в забытьи, Таша тоже поняла не сразу. И когда полупрозрачные руки сорвали с шеи мальчишки серебряный крестик на грубой бечеве, следила за ними в замешательстве.
Когда эти же бесстрастные руки воткнули крестик в волчий глаз, и ночь рассёк не то вой, не то визг, зажмурилась; и, парой мгновений позже всё-таки приоткрыв глаза, не желая выпускать врага из виду, обнаружила, что враг исчез.
Тень растворилась в ночи, из которой пришла.
Зато волк бешеным волчком кружился на одном месте — и крест дымился в его пустой глазнице, разъедая плоть.
Странная реакция, подумала Таша, пребывая во власти какой-то сонной отстранённости, ещё не осознавая до конца, что происходит и произошло.
Странная… если бы крест был из обычного серебра.
Шерон, вздрогнув, открыл глаза. Подняв голову, судорожно сел: ошеломлённо глядя, как волк, судорожно хрипя, падает набок.
— Госпожа?.. — неуверенно пробормотал он.
Вой оборвался. Кровь хлынула у оборотня из пасти. Он бился в конвульсиях, но единственный жёлтый глаз всё же нашел взглядом другие глаза: серебристые, широко распахнутые.
Таша смотрела на чужую смерть, желая, но не в силах отвести взгляд.
А потом зверь со странным бульканьем втянул пастью воздух, ещё раз дёрнулся — и затих.
Определённо мёртвый.
— Госпожа, — виновато повторил Шерон. — Это… это вы его так?
Она не ответила, глядя на кровавое пятно, расползавшееся по земле между ними.
Хотя бы потому, что ей самой не хотелось верить в этот ответ.
…«ещё раз приблизишься к ней — убью»…
— Шерон… откуда у тебя крест из цвергова серебра?
Голос был хриплым, горло, на котором словно ещё горели следы от пальцев Рэйна, болело, точно простуженное.
— От бабушки достался. — Конюший провёл ладонью по лицу, и в темноте кровь из-под носа окрасила его пальцы чёрным. — Так он ещё и оборотнем был?
Таша смотрела на тёмную лужу, уже подбиравшуюся к мысам её туфель, с завороженным непониманием.
Потом, словно очнувшись, резко вскочила, кое-как устояв на пошатывающихся ногах — и, обойдя лужу стороной, подошла к Шерону.
— Пойдём. — Она помогла конюшему подняться. — Тебя надо осмотреть.
Мальчишке пошатывало ещё больше неё. Так что к трактиру они побрели в обнимку, опираясь друг на дружку.
Но дойти не успели.
Двери трактира и таверны распахнулись одновременно. Из первой, щурясь поверх прицела взведённого арбалета, выглянул господин Рикон. Из второй безмолвно выскочил хозяин таверны, полупьяные крестьяне и троица заговорщиков.
Брови старого трактирщика, узревшего всё это, казалось, готовы были заползти под волосы.
— Что здесь…
— В укрытие! — заорал Найдж, на ходу лихорадочно взмахивая руками. — Быстро! Ещё быстрее!
Господин Рикон без лишних слов захлопнул дверь — а бегущие по двору рванули кто куда. Часть к трактиру, другая часть, включая заговорщиков — к распахнутым дверям конюшни. Пробегая мимо, Алексас без лишних слов дёрнул за руку остолбеневшую Ташу, волоча её за собой.
Когда они оказались среди стойл и лошадей, недоумённо взиравших на неожиданных визитёров, Найдж поспешно затворил двери.
— Ложись! — велел он, подкрепив приказ решительным толчком ближайшего мужика. Тот рухнул на соседа, и вскоре уже все крестьяне лежали вповалку, закрыв головы руками.
Воцарилась тишина, в которой Таша недоумённо посмотрела на альва, сжимавшего клинок в опущенной руке, бесстрастно наблюдавшего за дверью.
— Что происхо… — начала она.
И в этот миг, сквозь крупные щели между досками двери — увидела, как здание таверны в абсолютном беззвучии поглотил свет.
Свет растекся в стороны озером белого огня. Сияющая стена помчалась к трактиру, к плетню, к сараям и амбарам — и замерла, уткнувшись в другую стену: незримую, прозрачную, словно заключившую белый шар в стеклянную сферу. Тогда свет нехотя обратился внутрь, свернувшись в относительно небольшой комок. Задумчиво поворочался.
Замер.
А потом комок взорвался, и ночь обратилась в день.
Свет заполнил всё. Сфера сдержала звук, но глухой гул отозвался дрожью в костях; стены тряслись, сама земля содрогнулась. Таша, упавшая на колени, не могла чувствовать — но ей представлялся испепеляюще-жаркий ветер, вздымающий тучи пыли, ревущий, уничтожающий…
А в следующий момент сфера сжалась, обратив свет крошечной белой точкой.
Мгновением позже исчезнувшей.
Альв первым вышел наружу. Без особого удивления посмотрел на чёрный, выжженный, безжизненный кратер, пустевший там, где минуту назад было бревенчатое здание таверны.
Когда хозяин этой самой таверны обнаружил, что хозяйствовать ему больше не над чем, он схватился за лысую макушку и горестно взвыл.
Налюбовавшись исчезнувшим полем боя, альв обратил свой взор вокруг. Волчий труп в кровавой луже заинтересовал его чрезвычайно; а сопоставить кое-какие факты, видимо, не составило труда.
— Кто его так? — бывший обитатель Лесного королевства покосился на Ташу с Шероном, которые как раз выбрели наружу.
— Госпожа, — неуверенно откликнулся мальчишка.
Таша не стала возражать.
Согласиться было проще, чем объяснять ситуацию.
— Крестом? А чья побрякушка?
— Моя.
— А, понятно. — Альв с усмешкой сунул меч куда-то за спину, и тот исчез в невидимых ножнах. — Вот она, сила веры.
Таша отвернулась. Мёртвые не могут смотреть, напомнила она себе; но почему тогда не исчезает ощущение, что остекленевший волчий взгляд направлен на неё?
— А раз крест твой, что ж обратно не берёшь?
Шерон уставился на альва. На мёртвого волка.
Сглотнув, отвёл глаза.
— А вы, — вдруг тихо сказала Таша, — не могли бы…
Альв смерил её взглядом. Таша уже заметила, что арсенал впечатляющих взглядов у него был неограниченно широк, и этот вышел оценивающим: будто альв прикидывал, в каком уме и памяти пребывает данное светловолосое существо, раз осмеливается просить о подобном одного из Звёздных Людей.
Но она не опустила глаз.
Не оставляя следов в алой луже, альв подошёл к трупу. Равнодушно вытащив крест, вернулся.
Отерев «побрякушку» полой плаща, небрежно накинул поалевшую бечеву на шею мальчишки.
— Держи. Как новенький. — Альв снова взглянул на Ташу. — А неплохо ты его, принцесса.
