Потом он кивнул.
— Прости, — произнёс он негромко.
Таша сжала кулаки.
- И… почему же ты… не сказал мне?
— Хотел узнать, что ты выберешь.
Таша долго смотрела на него. Просто смотрела.
А потом принялась колотить по чему попало.
— Я доверилась ему! Я оплакиваю его! Я не хочу жить, я виню себя, а он… он… — каждая фраза сопровождалась ударом, — он хотел посмотреть, что я выберу?!
— Таша…
— Да мне плевать, жив ты или нет, слышишь?! Ты мне не нужен, ты, обманщик, лжец, манипулятор!
Он сомкнул объятия, не обращая никакого внимания на кулачки, яростно молотящие его по груди.
— Прости, прости. Я это заслужил, знаю. Мне очень стыдно.
— Ему стыдно! И ты думаешь, этого достаточно, просто сказать «мне стыдно»?! Ты! Ты…
Слова захлебнулись, потерявшись на почему-то солёных губах.
— Ты…
Кулаки разжались сами собой.
— Я…
Таша всхлипнула.
И не стала отстраняться, когда Арон прижал её к себе.
— Не оставляй меня, пожалуйста, — прошептала она в складки чёрной накидки. — Никогда больше не оставляй.
— Не оставлю. — Он мягко перебирал её волосы. — Я уйду лишь тогда, когда ты этого захочешь.
— Не надо масок, не надо лжи, мне… мне всё равно, кто ты, я просто хочу тебе доверять.
— Больше не будет ни масок, ни лжи. Обещаю.
Таша вскинула голову, глядя в его глаза: озёрно-зелёные, лучистые, тёплые…
…но если он не отдал свою жизнь за тебя, робко зашептал знакомый тоненький голос, если чары не могли разрушиться с его смертью — ты ведь не можешь знать…
Но ей не было дела до сомнений.
Что ей какие-то сомнения, когда она может снова видеть свет в его глазах.
— И я никому тебя не отдам, — сказал Арон, — слышишь?
— Но… Лиар…
Дэй коснулся губами её лба:
— Никому, — повторил он.
***
Огонь в камине снова плёл кружево светотени. Силясь просочиться сквозь задёрнутые гардины, закатные лучи выхватывали из черноты сидящую в кресле фигуру.
Он наблюдал за пламенем, держа в руках фужер с бренди, согревая напиток теплом ладоней. Сбор шестнадцатилетней давности…
Год Белой Кошки. Начало новой игры.
Правда, тогда даже он об этом не знал.
— Умеем ли мы любить кого-то, кроме себя, Альдрем?
Старый слуга неуверенно приблизился:
— Простите, хозяин?
— Все мы хотим любви. Хотим, чтобы нас любили, носили на руках, исполняли желания. Но кто мы? Эгоисты. Каждый думает только о себе. Даже любовь наша эгоистична. Мы делаем кого-то счастливым, потому что это делает счастливыми нас самих. Когда нас покидают, мы в первую очередь жалеем себя — бедных, несчастных, одиноких. А тот, кто готов жертвовать, кто готов поступаться своими интересами, кто умеет по-настоящему скорбеть… из-за своих чувств он становится уязвим, и окружающие эгоисты спешат этим воспользоваться. Мир не будет идеальным, пока в нём не будут жить идеальные люди; но если среди них найдётся хоть один эгоист, он обратит блаженство в кошмар. Наш мир, мир, в котором мы живём…
Старик сделал ещё один осторожный шаг.
— Заделываетесь лириком, хозяин.
— С кем я играю, Альдрем? Все игроки в этой партии — дети. Сколько лет или веков они прожили на этом свете, неважно. Эгоистичные дети, которым в игрушки достались судьбы друзей, окружающих, их самих… которые весело ломают эти игрушки. Хоть один из них когда-нибудь любил искренне? Самоотверженно, самозабвенно, забывая о себе?
Альдрем встал за спинкой кресла.
— Один? — задумчиво повторил он. — Ну… вы, хозяин.
***
— Я же не могу вернуться домой, так ведь?
Арон покачал головой.
Таша смотрела, как приминается под её ногами яркая, неправдоподобно-зелёная трава. Из травянистого шёлка украдкой выглядывали красные капельки мелкой дикой клубники. Издалека донеслось ошалелое ржание: по далёкому лугу мчались друг за дружкой, пьянея от свободы, двое коней. Таша не возражала — далеко не убегут, да и… Арон всегда знает, что делает.
— А ты хочешь вернуться? — ужаснулся Джеми, вышагивая рядом с ней по вершине холма.
— После такого — не особо. Но Гаст…
— С ним всё хорошо, — заверил её дэй. — И он знает, что у вас с Лив всё хорошо. Насколько может быть хорошо в подобных обстоятельствах, конечно.
— Откуда?
— Я встретил его. В твоих поисках он добрался до самого Арпагена.
— Но… я должна найти его! Сказать…
— Я уже всё ему сказал. И намекнул, что он может возвращаться домой, однако, как мне показалось, жизнь в большом городе привлекла его больше. Нет, через какое-то время он определённо заглянет в Прадмунт, — добавил дэй, — но это время определённо будет не самым коротким.
Таша подозрительно повела носиком:
— И ты ему просто сказал? Без всякого… убеждения?
— Ну, поскольку он очень рвался найти тебя, капельку убеждения всё же пришлось применить.
Таша вздохнула. Амадэя могила исправит…
Она найдёт Гаста. Обязательно. А Джеми и Арон помогут ей. Но…
Не прямо сейчас.
— В Прадмунт я не вернусь, — сказала Таша вслух. — Они ведь знали меня. Я росла у них на глазах. — Её ладони почти неосознанно сжались в кулаки. — Они сожгли маму, у неё не будет могилы…
— Этого не изменить, — ровно сказал Арон, — но я с ними поговорил. И с моим коллегой — особенно. Уверяю тебя, он осознал свои ошибки. Забудь, Таша… не стоит ворошить неприятное прошлое.
Она искоса взглянула на амадэя.
— К слову, о неприятном прошлом. Почему мне сказали, что твои чары разрушились? Я думала, это потому, что ты умер.
— Нет. Думаю, это из-за зеркальца Лиара. К тому же я и сам ослабил их.
— Когда?
— В тот вечер, когда ты узнала, что я воздействовал на твоё сознание.
Его слова заставили Ташу снова вспомнить о неприятном прошлом.
— А как ты объяснил всё Норманам? — с лёгкой стыдливостью спросила она.
— Как-то объяснил. Пришлось проявить изобретательность, но особых проблем не возникло. Как я понял, Лилу всё же отступилась от Леограна, так что расстались мы весьма довольные друг другом, обоюдно позволив обращаться за помощью в любой момент.
Таша нагнулась, сорвав пару ягод под ногами. Очистила от листьев, отправила в рот: клубника была не крупнее ногтя, но сахарно-сладкой.
