— Джеми? — старик сощурил блеклые глаза. — Где вы?
— Дома. А что?
— А… нет, пустяки. Просто я… встревожился, — магистр коротко выдохнул. — И, кажется, моя тревога связана с тобой.
Пальцы Джеми невольно дрогнули.
У магистра Торнори был особый дар: он предчувствовал как радости, так и беды тех, кто близок к нему. Но если в молодости придворный маг короля Подгорного безошибочно угадывал, с чем связано то или иное предчувствие, то к старости восприимчивость его несколько угасла.
К примеру, год назад магистр ощутил смутное беспокойство за Алексаса — однако не отсоветовал ему рейд в Адамантскую тюрьму.
— Странное чувство, — старик теребил полупрозрачную бороду. — За тебя тревожно… но не только. Как подумаю о Найдже, Бэрри, Герланде…
— Что, за них тоже? — Джеми непроизвольно сжал зеркальце крепче. — Значит, опасность грозит всем нам?
Морщины на щеках магистра, казалось, прорезались глубже.
— Возможно. Впрочем, на меня полагаться… сам понимаешь, — старик прикрыл глаза. — И почему я не могу, как раньше? Где, что и когда…
— Ничего, учитель, — из зазеркалья послышался жизнерадостный голос Найджа, — всё будет хорошо! Сдюжим, что бы там ни грозило!
Магистр только сощурился, неотрывно глядя на Джеми.
— Будьте осторожнее, хорошо?
Тот вздохнул:
— Как всегда.
— Я серьёзно, Джеми. Думаю, в ближайшие дни вам не стоит выходить из дома.
— Посмотрим, — промурлыкал Алексас.
— Можно, учитель?..
Зеркальная картинка дёрнулась, и лицо магистра сменилось ликом его ассистента.
— Напоминаю, — сурово проговорил Найдж, — что опасность не отменяет нашего урока. — И тут же весело подмигнул. — Правда, сегодня я тебя пораньше отпущу.
— С чего бы это?
— Мы с Бэрри идём на оперу. Труппа «Ларвы»… это Арпагенский театр, крупнейший… с гастролями приехала.
— Здорово, — неуверенно отозвался Джеми: он никогда особо не разделял любви брата к музыке. — А что за опера?
— «Лина». Трагическая история любви Ликбера Великого. Бэрри понравится, как раз по её части. — Найдж стоически хмыкнул. — Любовь, страдания, слёзы и прочая розовая…
— Что-о?
В зазеркальном голосе дочери Герланда слышались холодные нотки её отца; и в профиле Найджа, резко обернувшегося на нечто за своей спиной, отразился почти ужас.
— Значит, вот как. — Джеми не видел лица Бэрри, однако нехороший прищур отчётливо читался в её интонациях. — За глаза меня критикуешь.
— Нет! Конечно, нет, Бэрри! Я просто… — колдун торопливо махнул рукой. — Ладно, Джеми, до вечера!
Щелчок, с которым кто-то по ту сторону стекла хлопнул крышкой зеркальца — и лицо Найджа исчезло, утонув в непроглядной темноте.
Закрыв своё зеркало, Джеми вернул его в карман: прежде чем в задумчивости шагнуть наверх.
— Загадочная история…
— Ты чай забыл, — с состраданием заметил Алексас.
Джеми, послушно развернувшись, нагнулся за кружкой.
— Как думаешь, эта опасность связана с «крысой»?
— Наверняка, — старший брат помолчал. — Знаешь… я тут подумал…
— М?
— Защита штаб-квартиры безупречна. Заклятие замкнуто на жизнях Основателей. Его собственноручно творили Герланд и магистр Торнори. Альвийские чары… ты правда думаешь, что кто-то так легко мог их изменить?
— На что ты намекаешь?
— «Крыса» наверняка посвящена в секреты охранной системы.
Джеми застыл, занеся ногу для шага на следующую ступеньку.
— Ты серьёзно? — глухо прошептал он. — Думаешь, кто-то из Основателей?..
И откуда-то знал, что Алексас кусает нематериальные губы.
— Всё может быть, — наконец проговорил брат. — Мне самому паршиво от этих подозрений, но…
— Да нет, это не могут быть они! Наверняка кто-то из колдунов просто разобрался в системе!
Алексас явно покачал головой.
— Ладно. Завтра всё узнаем… надеюсь, — брат вздохнул. — А теперь пей чай и читай свои «Правила паладина», так и быть. Час до урока у тебя вроде бы есть.
Наконец вернувшись в комнату, Джеми опустился в кресло. Послушно прихлебнул из кружки.
И подозрительно осведомился:
— Ты не хочешь вернуть себе контроль?
— Предпочту оставить время на вечер.
— Он же поход под чужой балкон.
— Именно.
— Опять за своё! А как же опасность?
— Опасностей бояться — заговорщиком не становиться.
— Понятно. Сластолюбец паршивый.
— Я тоже тебя люблю.
***
Дэй простился с Ташей у ворот трактира в Приграничном, рассыпавшись в благодарностях и отсыпавшись горстью медяков.
— Не стоит благодарности, святой отец, — держа Принца под уздцы, Таша склонила голову. Небо над ними уже густело летними сумерками. — Удачи вам с вашим делом.
— Как и вам… с вашим. — Дэй поднял ладонь в благословляющем жесте. — Да хранит вас Богиня, Фаргори-лэн.
Таша, сглотнув, кивнула — отогнав смутное ощущение, что ему точно известно, какое дело ей предстоит, — и, ступив за деревянные ворота, направилась к конюшне, оставляя дэя за спиной.
Поначалу угрюмый мужик-конюх, расседлывавший Принца, был не особо рад её присутствию в своей вотчине. Но по мере того, как Таша, придерживая коня, с льстивой беззаботностью болтала о лошадях, трудностях работы конюха и мастерстве, с которым её собеседник с этой работой справляется — в бороде его постепенно проявлялась улыбка.
— Знаете, — Таша наконец рискнула заговорить о том, что её действительно интересовало, — а вы не видели случайно…
…это было похоже на поцелуй холодного ветра, на рывок нитки, привязанной к руке. Просто что-то вдруг заставило Ташу обернуться.
И столкнуться взглядом с другим взглядом. Взглядом серых, светлых, внимательных глаз.
Под которыми на смуглой коже белели три полоски рваного шрама.
Она замерла, чувствуя себя птицей, застывшей в вершке от силка — но убийца её матери просто скользнул равнодушным взглядом по ней, Принцу и конюху. Продолжил путь мимо открытых дверей конюшни: в компании двух знакомых наёмников.
И Таша поняла, что на самом деле он вовсе не приглядывался к ней. Он даже не остановился.
Просто для неё то мгновение, на которое они встретились взглядами, растянулось в вечность.
— Не видел чего?
Удивлённый голос конюха вывел Ташу из оцепенения.
