Очень вовремя.
— Нет… нет, ничего, — быстро всучив ему мелкую монетку, она торопливо выскочила из денника. — Дальше сами справитесь, думаю. Спасибо!
И, рванув на улицу, выбежала из конюшни: как раз вовремя, чтобы увидеть, как все трое скрываются за дверью таверны.
Неужели догнала? Неужели — шанс? Вот так сразу, вот так просто…
Таша вприпрыжку побежала в трактир. Швырнув на стол монеты, полученные от дэя, вырвала ключ из рук хозяйки; рванула по длинному коридору в поисках предназначенной ей комнаты.
Откровенно говоря, эту часть плана Таша выработать так и не успела. Того, что будет делать, когда её погоня подойдёт к концу.
Но на ум приходила одна импровизация — и оставалось надеяться, что она сработает.
Прикрыв за собой дверь, девушка швырнула сумку на кровать. Распахнула окно, скинула плащ и платье. Затем опустилась на колени.
Сосредоточилась.
…раз…
…два…
…три.
Готово.
Мир человека и мир зверя были разными реальностями. Для зверя то, что ты видишь, становилось далеко не самым главным: куда важнее оказывалось то, что ты слышишь и ощущаешь. След служанки, прибиравшейся в комнате, висел в воздухе блеклой розоватой дымкой; характерные пурпурные нотки указывали, что это молодая брюнетка, а салатовые разводы свидетельствовали, что девушка была в благостном расположении духа. Запахи коридора, оставшегося за дверью, пёстрыми линиями вползали в щели косяка. Шорох мышиных лапок под кроватью слышался в другой тональности, нежели ржание лошадей, быстрые шаги прислуги были парой октав выше басовитого шлёпанья конюха…
Таша, возьми себя в руки!
Маленькая белая кошка когтистой лапой поддела дверь, которую Таша предусмотрительно не заперла. Выскользнула в пустой коридор. Вихрь запахов, обрушившихся на нос, поначалу заставил ощутить себя так, словно её кинули в глубину бушующих вод; но, принюхавшись, она всё же разделила массив ароматов на отдельные потоки.
Их было много, очень много. Иные Ташу порядком удивили: например, две туманные дорожки, песочная и голубая — сладкие и гнилостные, как тлеющие цветы. Запахи, которые вряд ли могли принадлежать людям.
Однако куда больше её заинтересовал сиренево-золотистый облачный след.
До боли знакомый.
Таша бежала по коридору, пока след не привёл к запертой двери. Тогда она скользнула обратно, считая комнаты; вернувшись в свою, кое-как лапкой прикрыла дверь — и, вспрыгнув на подоконник, выскочила на задний двор. Пробежавшись по утоптанной земле, отсчитала пять окон.
Вскарабкавшись на карниз шестого, влезла в открытую форточку.
Лив правда была тут: цветочное облако золотистой сирени, сиявшее на постели. Вокруг клубились другие запахи — грязно-синяя полоса, жирная болотно-зелёная линия. К запахам наёмников примешивались полутона старой кожи, потные разводы, хмельные спирали… и острый, перебивающий все остальные — отзвук страха: такого, что шерсть на загривке дыбилась.
Таша удивилась, когда поняла, что запаха их главаря в комнате нет. Даже отзвука. И поскольку предположение, что он ничем не пах, Таша сочла глупым — оставалось предположить, что он по каким-то причинам не заходил в комнату.
Но главным было то, что от всех её врагов в комнате остались одни лишь запахи.
Белая кошка спрыгнула на пол и подбежала к двери.
…раз, два…
Комнату заперли на ключ. Ожидаемо. Лив лежала на одной из кроватей, свернувшись калачиком, сонно посапывая — бледная, с синяками на осунувшемся личике.
— Лив!
Руки подрагивали, голова кружилась в нервной лихорадке. Таша потрясла сестру за плечо — безрезультатно.
— Лииив!
Как там Шерон сказал? «Бледная, глаза неживые, как за ниточки кто-то дёргает»…
Без магии дело явно не обошлось.
Что они с тобой сделали, стрекоза?..
В коридоре послышались шаги; Таша не знала, чьи, но узнавать не хотела. Распахнула окно, подхватив сестру на руки, кое-как вскарабкалась на подоконник. Лив при этом немилосердно трясло, однако сестрёнка продолжала безмятежно сопеть.
Теперь спрыгнуть во двор, подцепить створку окна одним пальцем…
На заднем дворе, к счастью, по-прежнему не было ни души. Так что прогулку Таши в несколько необычно одетом — точнее, обычно неодетом — виде никто не лицезрел.
Вернувшись в комнату, она стремительно натянула одежду. Оставив ключ на тумбочке, перекинула сумку через плечо. Вновь покинула здание трактира через окно — и, пробираясь к конюшне со спящей сестрёнкой на руках, лихорадочно гадала, когда враги вернутся из таверны. Если только удастся вывести Принца и уехать незаметно… конь устал, конечно, однако далеко ехать не придётся: только бы обратно до Потанми дотянуть, а тамошние жители наверняка дадут им приют.
Но вот дальше…
— Ой!
Завернув за угол, Таша на всём ходу врезалась в кого-то. Едва не уронив Лив, отступила на шаг. Подняла испуганный взгляд.
Но то были не наёмники.
— Простите, — пробормотала Таша, встретив внимательный взгляд молодых людей в тёмных плащах, перехватывая сестру поудобнее. — Простите, я…
— Ничего страшного, — тот, в кого она врезалась, склонил голову набок. — От кого же ты бежишь, милая девочка?
Их было двое. Картинно вьющиеся волосы, приветливые улыбки, бледнокожие, красивые до одурения лица…
И запахи.
Те самые сладкие, нечеловеческие запахи тлеющих цветов.
— Я…
— Это, должно быть, твоя сестрёнка? — голос незнакомца источал солнечный мёд очарования, от которого щемило сердце и сладко ныло под ложечкой. — Что с ней? Выглядит не больно-то хорошо.
— Расскажи, — пропел его товарищ, обволакивая слух бархатной мягкостью слов. — Мы поможем.
— Мне не нужна…
— О, нет. Тебе нужна помощь, — первый склонился ближе: так, что лица их оказались совсем рядом, обдав её яблонным дыханием. — Ты напугана, девочка. Очень напугана. И совсем одна… я же вижу. Но от кого бы вы ни бежали, мы сможем вас защитить.
Таша беспомощно прижала к себе Лив.
— Просто… дайте пройти, — голос её прозвучал отвратительно жалобно. — Пожалуйста.
Но они лишь смотрели, улыбаясь. Надёжно перекрыв узкий проход между стенкой конюшни и зданием трактира. И какая-то часть её хотела бежать, бежать от них со всех ног, но под их улыбками, под их взглядами — такими сочувственными, такими участливыми — ноги отказывались двигаться, и губы сами размыкались, и желали рассказать, и желали попросить…
— Таша!
Услышав своё имя, она вздрогнула.
