— Даже чересчур…
Таша потянула за собой Лив, но сестра упёрлась.
— Катай меня!
— Опять? А не много хочешь, стрекоза?
— Покатааай! Хочу катаааться!
Вздохнув, Таша опустилась на корточки:
— Ладно, залезай.
Дождалась, пока сестра вскарабкается на спину, встала, поддерживая девочку под коленки — и Лив ликующе обвила её шею тоненькими ручонками.
— Нно, лошадка! — завопила она.
— Иго-го, — охотно откликнулась Таша, для пущей убедительности цокнув языком.
Они двинулись следом за остальными, уже ушедшими вперёд. Ветер был душистым, травяным, жарким — не то летний зной, даже ночью не отступавший, не то марево костров. Таше и отсюда прекрасно слышен был звучный, распевный голос дэя:
— …ночи сменяли дни, начинались новые и так же таяли в ночи. Элль ждала…
Достигнув людского столпотворения, дети ящерками скользнули ближе к костру, чтобы под сердитое шипение взрослых рассесться кто где.
- …воины наконец вернулись, — отец Дармиори рассказывал неторопливо, смакуя каждое слово, как бокал хорошего вина. — Пришли мужья, отцы и братья её подруг, счастливые оттого, что война завершилась и они вернулись домой. Но жених Элль так и не появился…
Ничего нового, подумала Таша, прикрывая глаза и прислушиваясь.
Вдруг у соседнего костра что поинтереснее рассказывают?
— …как ему это удалось?
— Вроде бы уговорился с королём Подгорным ещё магов к цвергам послать…
Ага, это вроде Гастов папенька, достопочтенный деревенский староста.
— Цена за пуд олангрита в медяках, — а это похоже на дядю Шера, мужа тёти Лэй. — Поверить не могу!
— Представь, как цены на всё волшебное рухнут…
Олангрит, хм… кажется, металл, который примешивают в магические вещички вроде светильников или двусторонних зеркал. Он удерживает магию, а без него заклятия через шестидневку-другую на нет сойдут…
— Вот порадовал так порадовал! Века с цвергами уговориться не могли, а этот… дипломат, чтоб его.
— Или интриган.
— А разница? Главное, простому люду выгода.
— …Элль плакала и рассказывала о своём горе молчаливой тьме, — тем временем разглагольствовал пастырь, — она призывала смерть, как избавление от мук и облегчение сердечной боли, но смерть не приходила…
— Конечно, — шепнул Гаст, — у смерти и без того дел хватает, чтобы ещё бегать по вызову к томным страдающим девам.
Таша прыснула в ладошку, и Лайя не замедлила прошипеть «ворковать не здесь будете!».
— …и вот одной зимней ночью по булыжной мостовой застучали подковы. Звук этот замер у дома Элль, и она услышала голос возлюбленного, который звал её по имени. — Голос пастыря понизился в крайнюю степень зловещести. — Сама собой отворилась дверь, на ступеньках послышались знакомые шаги, и Элль кинулась встречать жениха. Но он не улыбнулся и не протянул к ней руки, и на застывшем лице его не было никакого выражения…
Таша невольно поёжилась.
Спорить с тем, что из уст отца Дармиори страшные легенды звучали действительно страшно, не стала бы даже она. Наверное, потому что отец Дармиори сам смахивал на злого колдуна, сошедшего со страниц одной из легенд.
«Возможно, ты недалека от истины, малыш», — рассмеялась мама, когда Таша как-то раз сказала ей это.
Жаль всё-таки, что мама не любит на праздники ходить…
— …Элль спустилась по тёмной лестнице и последовала за любимым. Покорно села она на коня, и понеслись они по деревенским улицам, сменившимся вскоре снежной равниной. Девушка дрожала от холода и прижималась к своему суженому, но от него не шло никакого тепла. Они неслись быстрее ветра и вскоре уже въехали во двор церкви, где толпились странные фигуры в тёмных одеяниях. Фигуры эти стащили Элль с лошади, её жених спрыгнул следом — и только тут разглядела она вспухшее лицо его, расплывшееся в ледяной улыбке…
— Всегда удивлялась, как Элль не заметила некоторой странности происходящего, — скептически прошептала Таша. — Сначала твой жених пропадает без вести, потом посреди ночи выдёргивает тебя из постели и тащит на «вашу свадьбу». При этом от него несёт тленом, он двигается с трупной одеревенелостью, а говорит так, будто горло у него забито землёй…
— Так ты знаешь эту легенду? — Гаст явно удивился.
— Конечно.
— Откуда?
— Я вообще много чего знаю.
Во взгляде однокашника светилось плохо скрываемое восхищение.
— Эх, умная ты, Ташка… пусть и зубрилка.
Губы невольно тронула смущённая улыбка.
— Сначала рядышком сидят, потом жениться захотят, — ехидно пропела Лив известную дразнилку.
— Цыц, стрекоза, — фыркнула Таша, внося свой посильный вклад в бурные овации, которыми удостоили наконец смолкшего рассказчика. — Нет, вот скажи, ты бы с таким типом поехал непойми куда без всяких вопросов?
— Я бы такого топором по шее угостил, — ухмыльнулся Гаст.
— Именно! Я понимаю, любовь и всё такое, но вот так закроешь глаза на всякие странности, а потом завезут тебя… и поминай, как звали. Хотя чтобы такие странности не заметить, нужно быть либо полной дурой, либо совсем уж безнадёжно влюблённой, — добавила Таша.
— А, по-моему, это одно и то же.
— Что именно?
— Дура и влюблённая.
Изречение вызвало у Таши слегка возмущённый смешок.
— Это ещё почему?
Гаст непринуждённо пожал плечами.
— Потому, — и ухмыльнулся, — что первое, похоже, часто является следствием второго…
***
Просыпаться от того, что тебе на голову выплеснули фляжку ледяной воды, не слишком-то приятно.
К сожалению, этим утром Таше пришлось убедиться в этом на собственном опыте.
— Джеми! — судорожно подскочив, она отфыркнулась и затрясла головой, разметав в стороны капли с кончиков светлых волос: ещё прежде, чем увидела нависшего над ней мальчишку. — Я тебя когда-нибудь живьём съем!
— Святой отец велел тебя разбудить, я и разбудил, — тот с достоинством завинтил крышку фляги, которую держал в руках. — Я же не виноват, что некоторые иначе просыпаться не желают.
Таша сощурилась на свет. Солнце величаво приподнималось над горизонтом, заливая долину текучими, ещё розовыми лучами.
— С чего в такую рань?
Шёлковый шелест, сопроводивший возвращение Арона, она услышала прежде его слов.
- Учитывая, — изрёк дэй, стряхивая воду с мокрых рук: видно, ходил умываться, — что ночевать нам придётся не в трактире, а столкновение с кэнами на открытой местности приведёт к печальным последствиям… до наступления темноты мы должны пересечь Аларет.
