Ведь что ты можешь сделать? И хочешь ли?
Сколько проживут они с Ташей, стоит Мариэль объявить о себе?..
Она подходит к каминной полке, берётся за край, напрягает пальцы — и та крышкой поднимается вверх.
Хорошо, что дань моде и традиции обязывала Её Высочество Ленмариэль таскать на шее по шесть-семь фамильных драгоценностей. Как она и рассчитывала, приданое послужило основной причиной того, что Тара, Гелберт и сам Альмон прикрыли глаза на всё смущающее в будущей жене и невестке. Впрочем, главного Мариэль им всё равно не сказала: никакое золото не заставило бы суеверных крестьян смириться с тем, что их невестка оборотень, а так… они даже скрыли «нечистоту» невесты — иначе бы добрые люди не дали жить ни им, ни их будущим наследникам. Альмон, правда, подозревал, что первый ребёнок не его, но доказать ничего не мог, а Тара решила, что внучка пошла в неё.
И что Таришей её назвали в честь бабушки.
Всё же Мариэль крупно повезло, что обе дочери родились ночью. И быстро. Не одного оборотня опознали по характерным золотистым отблескам, которыми на солнечном свету отливает их кровь.
Одна Пресветлая знает, каких усилий и какой осторожности им с Ташей стоит скрываться все эти годы.
Пальцы Мариэль тянутся к золотой цепочке, блестевшей в тёмной глубине тайника.
Украшения продавали потихоньку, в основном для того, чтобы улучшить производство. На выручку с сидра Фаргори давно могли купить себе дом в городе, построить фабрику по соседству и уехать из этой дыры, но скупость и страх перед неизвестностью удерживали их в деревне. Да и… их сидр ценился так высоко именно потому, что был штучной домашней продукцией. Зато теперь скопленных денег хватало, чтобы покупать Таше книги, наряды и породистого коня; пусть её дочь выросла среди простолюдинов, но Таша принцесса, и Мариэль хотела видеть её образованной и выглядящей соответственно. Хотя бы дома.
Впрочем, даже уличная одежда дочерей была куда лучше того рванья, в котором бегали остальные дети.
Мариэль задумчиво вертит в ладони кулон с корвольфом.
Она без сожаления продаст все свои драгоценности, кроме трёх. Кулона, маминого подарка на свадьбу, и перстней. Печать Бьорков и печать Морли…
Всё, что осталось у неё от прошлого.
Всё, что напоминало о том, что детство во дворце не было прекрасным сном.
Наверное, кулон она отдаст Таше в день рождения. Вдобавок к новой книжке и атласным туфлям. Надо же, скоро её девочке уже исполнится десять…
Наклонив ладонь, Мариэль позволяет подвеске соскользнуть обратно в тайник.
Что ж, может, смерть Альмона пойдёт Таше на пользу. Может, теперь она наконец поймёт, что жизнь — не сказка. А когда-нибудь…
Когда-нибудь она вырастет.
И тогда, быть может, Мариэль наконец сможет рассказать ей всё без утайки…
— Шло время, но я всё не могла понять, почему умер мой папа. Почему он, а не тот, без кого бы этот мир стал лучше.
Таша вспомнила и те мысли, и тринадцатилетнюю себя.
Сейчас вспоминать это было даже как-то забавно.
— В общем, мне тогда было тринадцать, и я продолжала периодически плакать из-за всего этого. А мама как-то раз зашла в комнату и увидела мои слёзы, и тогда… — Таша поправила плед, разгладив шерстяные складки. — Тогда она мне всё и рассказала.
— …прости. Я просто больше не могу видеть, как ты плачешь не по тому.
Мариэль по-прежнему смотрит в окно. Как всё то время, что она выплескивала слова, давно жаждавшие выплеснуться.
А Таша сидит, широко раскрытыми глазами глядя в пол.
— Ты должна знать. Но больше — никто. И никогда. Поняла?
Она молчит.
Всё, что она знала, всё, во что она верила, всё, что она любила — всё оказалось ложью. Сестра, которая не совсем сестра, папа, который совсем не папа… и мама, которая всю жизнь лгала.
Окружающим, мужу и родным дочерям.
— Ты никогда и никому этого не расскажешь. Слышишь, Таша? Ни Гасту, ни Лив, ни отцу Дармиори. Даже не думай это исповедать.
Она только кивает, не поднимая взгляда.
Мама, которая обрекла себя на жизнь с заведомо отвратительным, заведомо ненавистным человеком…
— Я надеюсь, ты поймёшь меня. И простишь… когда-нибудь. — Мариэль тихо идёт к двери. — Спокойной ночи, малыш.
Таша ещё долго сидит неподвижно.
Не раздеваясь, откидывается на подушку, глядя в потолок.
Что делать, когда жизнь разбивается на «до» и «после»? Как жить дальше, когда мира, каким ты его знала, больше нет?
Как понять и простить, если за тринадцать лет родная мать сказала тебе едва ли слово правды…
Джеми слушал даже её молчание.
— И ты… простила? — наконец тихо спросил он.
— А что, в сущности, изменилось? Я ведь не стала другой от того, что узнала. Я осталась прежней, и мама была со мной, и Лив, и Гаст, лучший друг… и что с того, что я наследница престола Срединного королевства? Всё, что делала мама, она делала ради меня. Я была для неё смыслом жизни, и я не могла её подвести. — Таша прикрыла глаза. — Я смирилась. Я стала хранить вторую тайну так же, как хранила первую. Я приняла мысль, что унесу их обе с собой в могилу, а потом… несколько дней назад я вернулась домой с прогулки и обнаружила, что мама мертва, а Лив похитили, — она сказала это без намёка на чувства. — Я кинулась в погоню. По дороге встретила Арона. И вот я здесь.
— Твою мать… убили?
Таша промолчала.
Впрочем, и так было ясно: одного упоминания этого факта ей хватило с головой.
— Тот самый некромант?
Она кивнула.
— Но кто он? Зачем?! И почему похитил Лив, а не тебя?
— Я не знаю.
Джеми мотнул головой в такт собственным мыслям.
— И ты всё равно погналась за похитителями? Не зная, за кем, без третьей ипостаси? До того почти не выбираясь из дома?
— А что ещё мне оставалось делать?
— Но это же… глупо!
Глядя в его потрясённые глаза, она лишь усмехнулась с горечью.
— Ты хоть понимаешь, что было бы, если б святой отец…
— Если честно, я об этом не думала. Я просто должна была что-то сделать. И предпочитала верить, что всё не может закончиться плохо. Настолько плохо, во всяком случае. — Таша склонила голову набок, пресекая дальнейшие расспросы. — А мне правильно показалось, или принцессы-оборотни для тебя к порождениям Мирк не относятся?
Джеми, всё ещё глядя на неё в потрясении, моргнул.
Глубокомысленно почесал нос.
— Ваша власть — от Богини, — ответил он отстранённо. — Дочь королей порождением Мирк быть не может.
