Ответить Джеми не успел: дверь в гостиную распахнула чья-то решительная рука.
— Надеюсь, чай ещё не кончился, — изрекла девушка, заглянувшая внутрь.
Она была высокой, изящной, как статуэтка, в простеньком синем платье до пят. Скромный фасон не мог скрыть ни волнующую пышность ниже шеи, ни узкой талии, ни пленительного изгиба бёдер: лишь окутывал их тайной, которую хотелось разгадать. Волосы — эбонитовая волна, треугольное личико — белый алебастр, глаза — сияющий серый кварц…
Конечно, Джеми никогда бы не подумал в неё влюбиться. Названая сестра, как-никак.
Но он понимал, что мужчины находят в родной дочери Герланда.
— Бэрри! — Найдж просиял, как всякий раз, когда видел возлюбленную. — Нет, чай пока не…
— Мы уже расходимся. Но на кухне можно напиться вдоволь.
Герланд сказал это, как отрезал.
И хоть взгляд его, обращённый на дочь, был мягким — Бэрри обиженно прикусила губу.
— Я уже не ребёнок, отец, — в глазах девушки вспыхнули серебристые альвийские искры. — Почему Джеми вы посвящаете в свои тайны, а меня считаете недостойной?
— Я не считаю тебя недостойной. Я считаю твоё неведение необходимым.
— Но…
— Обсудим наедине, — Герланд поднялся с кресла. — Засим объявляю вечерний чай завершённым. Отбой.
Бэрри всё же зашла внутрь. Демонстративно пройдя мимо отца, ласково сжала морщинистую руку магистра; чмокнула Джеми в щёку, Найджа в губы — и, развернувшись на каблуках, была такова.
Однако альв предпочёл не удостаивать эту выходку ни вниманием, ни реакцией.
Потом Найдж, всё ещё смущённо косясь на альва, под руку вывел магистра из комнаты, а Герланд, наказав воспитанникам «не распускаться», последовал за ними.
— Кому отбой, а кому читать, — пожал плечами Джеми, когда комната опустела.
Кончики его пальцев рассеянно потрогали щёку, будто надеясь поймать тёплый след поцелуя…
Только вот не по его воле.
— Кому читать, а кому под чужой балкон, — уточнил Алексас.
И теперь — наконец-то — вслух.
***
Когда тракт уткнулся в дубовые ворота с расползавшимся от них высоким частоколом, ночь уже присыпала небо звёздной пылью.
— Приехали, — осадив Принца, Таша спрыгнула наземь; завидев впереди жилые огни, она заблаговременно перевела коня на шаг, и тот уже восстановил дыхание. Стянула замшевые перчатки, морщась от боли в ладонях — мазь подживила руки, но не до конца.
Одежда, которую Таша выдернула из шкафа, оказалась не самой практичной. Впрочем, практичной одежды там в принципе было мало. Девушка редко жалела, что мама одевает её не по-крестьянски, но сейчас предпочла бы путешествовать не в шёлковом платье и не в плаще тёмного бархата… не говоря уж об атласных туфлях.
Путешествие не было лёгким. Днём солнце палило вовсю, а море разнотравных лугов по обе стороны тракта застыло в безветрии. По пыльной дороге плыло тягучее жаркое марево, скапливаясь в низинах, смеясь над путниками миражами отражённого неба. Хорошо хоть Озёрную провинцию испещряли реки и речушки, соединяя друг с другом озёра и озерца. Таша несколько раз сворачивала к ним с тракта: дать Принцу отдохнуть, остыть и глотнуть воды, а заодно выкупаться самой. Первый раз — смывая с кожи землю и кровь, потом — дорожную пыль и усталость.
Всё-таки льфэльские кони стоили своих денег. Таша не знала, выдержала бы обычная лошадь подобную гонку, но Принц даже не особо взмылился.
Им часто пришлось по пути обгонять длинные воловьи обозы: сцепленные друг с другом повозки, где меланхолично посвистывали возницы, скучали нанятые стражники, под брезентом угадывались груды товара — а рядом спали прихваченные в трактирах путники. Путешествовать обозами было долго, но затраченное время с лихвой компенсировала надёжность, относительное удобство и смехотворная цена.
А порой Таше пришлось сворачивать к обочине, уступая дорогу громоздкой карете. По внешним атрибутам легко можно было определить, кто едет внутри. Пара лошадок и простенький экипаж — странствующий купец. Четвёрка коней, плюмаж и дорогая отделка — знать или советник. Если на обильно позолоченной дверце красовался герб, на крыше восседали стражники, а позади тряслась карета-другая с челядью — встречайте герцога или его семейство. Ну а если всё скромное убранство чёрной кареты заключалось в гербе, но за нею следовали ещё три экипажа, а на крыше каждого виднелась парочка людей в тёмных одеждах, чрезвычайно мирных на вид… значит, за непрозрачными окнами из дымчатого стекла восседал сам князь.
Впрочем, последних повстречать было бы редкостной удачей. В конце концов, князей всего четверо, а за управлением провинциями остаётся не так много времени для разъездов.
Долгий тракт был пусть не самым коротким, но самым безопасным путём через Срединное королевство. Земли вокруг него редко бывали безлюдными: с обеих сторон к тракту лепились многочисленные деревеньки. Не у самой дороги, в версте или двух, но всё-таки. Вот большие города приходилось огибать по объездным путям, но это много времени не отнимало…
За минувшие часы Таша хоть как-то упорядочила мысли. Долгие поездки располагают к размышлениям по одной простой причине: кроме как думать, больше делать нечего. Но вопрос, зачем им, знакомым в лицо, но неведомым им понадобилось убивать маму и похищать Лив…
Она так и не нашла на него ответа.
Нет, Таша прекрасно знала причину, по которой их семья могла кому-то помешать. И, судя по всему, наёмники о ней тоже прекрасно знали. Но почему забрали не Ташу, а Лив? Почему убили маму, которая сказала бы им всё, и похитили малышку, которая ничего не знала? Почему…
Сплошные вопросы — и лишь одно знание. Того, что привычный мир рухнул.
Жизнь разбилась, разлетелась осколками. Оставила голую, неприглядную раму, скалившуюся зеркальными зубьями, острыми кромками резавшую душу. И ничего не вернуть, и ничего не исправить, и нет никого, кто мог бы помочь. Только она, Таша: маленькая девочка с двумя большими тайнами, каждая из которых может стоить ей жизни.
И если разоблачение первой — оборотничества — ещё оставляло мизерные шансы на выживание, то вторая…
Смотровое окошко в воротах наконец распахнулось, и на Ташу уставился громила-привратник. Вручив ему пергамент с дорожной грамотой, девушка взялась за длинную рукоять правдометра, которую ей протянули взамен.
— Кто, куда, откуда?
Говорил громила гулким басом; глаза, белевшие на загорелом лице, рассеянно скользили по грамоте, вчитываясь в имя, дату рождения и описание внешности владелицы.
— В Равнинную, как видите, — Таша послушно сжала рукоять в пальцах. — Тариша Альмон Фаргори, из деревни Прадмунт. Хочу здесь переночевать.
Правдометр утвердительно звякнул.
Ворота ей распахнули без лишних слов.
