Ничего не болело. Во всём теле была какая-то необыкновенная лёгкость, необыкновенная…
Ненормальная.
Джеми, ты солгал…
Не было ни страха, ни удивления. Лишь светлая туманная мгла.
— Арон!
Мгла, мягко и вкрадчиво обволакивавшая её осознание.
— Арон…
Где он? Почему не здесь?..
Таша скользила в белую мглу по золотому лучу, сплетавшемуся со светом, лучившимся сквозь цветные стёклышки. Скользила быстро и бесконечно долго, теряясь в исчезнувшем времени.
В завораживающую, затягивающую пустоту.
…закрой глаза и спи…
…спи, ведь так будет легче…
Он не пришёл.
…спи, и ты забудешь о нём…
…просто закрой глаза, просто усни…
— Нет, Таша, не уходи!
Кто-то окликнул её по имени. Далёкий голос, очень далёкий: словно из прошлой жизни, из другого мира…
— Таша, смотри на меня, смотри на меня, слышишь?
Поздно. Мгла не расстанется с ней, не отпустит её…
…никогда.
И стала тьма.
Светловолосая девушка обмякла на руках мужчины в чёрных одеждах. Откинула голову, разметав волосы по дощатому полу просторной комнаты в сиреневых тонах.
Свет лампадки разбился в тусклом серебре её неподвижных безжизненных глаз.
…тьма.
Бархатисто-чёрная, беззвёздная, без разделения неба и земли. В них не было необходимости: здесь не существовало ни пространства, ни времени.
Она стояла во тьме — и не боялась. В этой тьме ничего не таилось. В ней не было добра или зла. Тьма была выше этих понятий.
…она когда-то боялась темноты?
Здесь не было страхов. Здесь не было памяти.
Здесь был только покой.
Впереди сиял чистый, ослепительно белый свет. Не холодный, не тёплый, не рассеивающий тьму. Она чувствовала, как он струится мимо, лаская руки, играя бликами в её зрачках — и, сколько ни смотрела, глаза не привыкали к нему.
Свет сиял в зеркале. По крайней мере, ей проще было думать, что это зеркало. Прямоугольное, чуть выше человеческого роста, ничего не отражавшее. Походившее на дверной проём.
А потом она услышала голоса.
…иди ко мне…
— Кто здесь?
…иди…
Голоса…
Зовущие — из света.
…иди к нам, и больше никогда не будет боли…
Множество голосов, сливающихся в один.
…ни боли, ни печали, ни тревог…
Она не чувствовала, что двигается — вернее, не делала ничего для этого, — но двигалась. Вперёд, к свету.
Это тоже её не пугало. Откуда-то она знала, что так надо, что так правильно.
…один лишь покой…
Она была уже у самой черты. Протяни руку — и коснёшься бесстрастного белого сияния. Сделай шаг — и исчезнешь в нём.
Это она тоже знала. Откуда-то.
И это тоже не пугало.
…навсегда…
Она закрыла глаза, готовясь утонуть в неизвестности.
Когда кто-то удержал её за руку.
— Таша, стой.
Голос был незнакомым. Или забытым?..
— Таша, не уходи. Останься.
…не слушай его, не слушай…
…не его дело…
— Нет, моё.
Свет влёк её вперёд. Пытался увлечь.
…какое тебе дело до её жизни?
— Я никому её не отдам. Даже тебе.
…она заслужила покой…
— Она видела слишком мало, чтобы уходить.
…ей было бы легче уйти сейчас…
— Не всегда правильно то, что легко.
…она видела столько боли…
— Да.
…и по твоей вине…
— Да.
…ты не мог её уберечь…
— Да.
…а рано или поздно — итог будет один, так не всё ли равно…
— Нет. Смерть есть плата за жизнь. Боль есть плата за чувства. За право быть людьми, быть — живыми. И, умирая, мы помним жизнь, которую прожили, и жизнь, которую подарили другим. Да, за смертью боли нет, и чувств, что ранят, тоже. Но там нет и другого.
…цена слишком высока…
— Нет. За наши слёзы и нашу боль нам сторицей воздаётся. Мы живём, страдая, но живём, и отдаём себя тем, кого любим. Отдаём любовью, и получаем в ответ — любовь. И боль наша — от любви: потому что теряем. И, как бы дорога ни была цена, получаем мы всегда больше. Только не всегда это понимаем и помним.
…но в твоём мире столько гнили, столько мрака, столько зла, несправедливости, грязи…
— Нет. Тени видны лишь на свету. Зло неотделимо от добра, боль — от счастья, мрак — от солнца. Сколько бы вокруг ни было грязи, рядом мы всегда можем найти красоту. То, к чему стоит стремиться. То, ради чего стоит жить.
Голоса шумели взволнованным прибоем темноты.
…время…
— Делать выбор.
Он разжал пальцы.
…тьма или свет…
…боль или покой…
— Жизнь или смерть.
…выбирай…
— Выбирай, Таша.
Ослепительный свет плескался перед ней.
Время узнать, чего ты хочешь на самом деле…
Она обернулась. Тьма растворяла черноту его одежд, скрывала черты, размывала лицо; лишь глаза сияли небесной ясностью.
— Ради того, что связывает нас, — тихо сказал он, — останься. Идём со мной. Прошу.
Он смотрел на неё и ждал, пока впереди манил и затягивал омутом вечный свет. Так близко, так заманчиво близко…
Тогда она и сделала выбор.
Она отвела взгляд от человека за спиной. Повернулась лицом к белому сиянию.
Она посмотрела на свет, впитывающийся в её зрачки.
А потом шагнула назад.
Всего один шаг — но почему свет тут же отдалился, так быстро, так стремительно, превращаясь в крохотную точку…
И исчезнув: вместе с голосами, оставив их в тихой, непроглядной, абсолютной тьме.
Чьи-то руки коснулись её плеч. Тёплые, надёжные. Живые. Она позволила обнять себя, прижалась к нему спиной, широко раскрытыми глазами вглядываясь во мрак.
Как вдруг услышала ещё один голос.
— О чём молить тебя, чего просить у тебя…
Ломкий, чуть дрожащий, очень далёкий мальчишеский голосок. Не бесплотная часть многоголосья, не вкрадчивый потусторонний зов.
