— Хоть бы раз увидеть эти пресловутые мухры, чтобы узнать, что это такое. — Госпожа Лиден уселась обратно в кресло. — Что-нибудь интересное на неделе было?
— Ой, и не говорите, госпожа! Страсти-то какие!
— Что такое?.. Лив, не думай, что я не вижу!
— Бе-бе-бе, — обиделась девочка, уже подкравшаяся к мусорному ведру. — Ну не хочу я это есть!
— Ладно, выбрасывай, горе моё, — вздохнула старушка. — И коням ведь не скормишь… так какие страсти?
— Вот вроде спокойная неделька выдалась, — продолжил почтальон с предвкушением, — ну, кроме двух ограблений на тракте…
— Что-то разбойники в последнее время расшалились. — Старушка укоризненно поцокала языком. — Вроде не было, не было, а тут вдруг никакого сладу с ними.
— …а сегодня в утреннем листке такое напечатали! Аж печатни раньше открыли, чтобы нам с собой свежие выдать! Ну правильно, а то как же: все знать будут, а деревенские нет? Я сам как увидел, так и обмер прямо!
— Не томи душу. Что случилось-то?
Оттягивая момент, парень прихлебнул чаёк.
— На короля покушение было, — трагическим шёпотом возвестил он.
Лив уронила тарелку в таз с водой; водяные брызги заблестели на её тёмной макушке.
— Мама дорогая, — довольно-таки равнодушно откликнулась госпожа Лиден. — Но жив, конечно?
— А вы почём знаете? — обиженно протянул почтальон.
— Иначе сказали бы «убит», а не «покушение».
— Ну да, — разочарованно подтвердил парень, вновь потянувшись к блюдечку. — Жив.
— И кто же этот неудачник?
— Да герцог какой-то. Совсем спятил, видать. И деньги есть, и власть, вот что ещё ему надо? Ан нет, пошёл короля убивать! Как же его… этот… Броселианский, кажись…
— Что?!
Когда старушка, ещё миг назад выглядевшая полной противоположностью слова «опасный», метнулась вперёд — почтальон невольно вжал голову в плечи.
— Листок, быстро! — рявкнула госпожа Лиден, нависнув над ним. — И вообще всю почту вытаскивай!
— Я не…
— Тиф в Фар-Лойле! Одни мы не болеем — на отшибе, зараза не дошла! Что, пойдёшь по больным?
— Т-тиф? — лицо парня успело пожелтеть, посинеть и позеленеть, прежде чем наконец утвердилось в благородной бледности. — Но…
— Думаешь, вру? Иди, проверь!
Почтальон, спотыкаясь, рванулся за сумкой. Вытащив нужный листок, протянул его старушке, вырвавшей бумагу из его трясущейся руки.
— Ладно, спасибо за гостеприимство, — пробормотал парень, вываливая кипу конвертов на дощатый пол. — Я это… того.
— Счастливого пути, — нашаривая на столе очки, бросила госпожа Лиден в закрывающуюся дверь. — Лив, запри.
Та мышкой шмыгнула к двери. Задвинув засов, прокралась за спинку кресла летописицы: непривычно тихая.
Минуту обе — старушка и девочка, — просто скользили взглядами по ровным печатным строкам.
— Да, — наконец изрекла госпожа Лиден; грудь её тяжело вздымалась. — Когда Арон это увидит…
— Таша в опасности, да? — прошептала Лив.
Старушка швырнула на стол листок.
На мыслеграфии посреди страницы подле пустого трона стояла маленькая светловолосая девушка лет шестнадцати. Распущенные кудряшки окутывали её светлым нимбом.
— Теперь — да.
* * *
Есть много способов быстрого пробуждения человека, упорно не желающего пробуждаться. И первое место по эффективности и неприятности Таша всегда делила между снегом за шиворот и холодным душем.
Впрочем, этим утром она поняла, что когда твою тёпленькую пятку щекочут ледяными пальцами — это ненамного приятнее.
Не открывая глаз, Таша попыталась мстительно пнуть наглого посягателя на её блаженный сон, однако ногу ловко перехватили за лодыжку; на сей раз чью-то холодную руку и её кожу милостиво разделила плотная ткань юбки.
— Доброго дня, моя королева.
Таша неохотно приоткрыла глаза.
Алексас примостился на краешке сиденья. Разрумяненный, улыбающийся. Он не щурился на бившее в окна кареты солнце, и, отражая золотые лучи, глаза его сияли.
— Что, приехали?..
— Да, и день чудесный. — Бесцеремонно уложив Ташины ноги к себе на колени, Алексас принялся натягивать на них сапожки. — Как в песне поётся: «проснулось всё, проснись и ты, красавица моя»!
— Где мы? — несколько оторопело наблюдая за его действиями, спросила Таша.
— На постоялом дворе. Комнату я уже снял.
— Сейчас ведь уже не утро, верно? — оценив цвет солнечных лучей, уточнила она. — Это я так долго спала?..
— Ничего, пара часов до закрытия мастерских у нас есть.
Таша зевнула. Села, потянувшись за тулупом — но его перехватили раньше, заботливо накинув ей на плечи.
— Пойдём. Умоешься, перекусишь, и отправимся в мастерскую. — Алексас протянул ей сумку. — Время ждёт.
— Что с тобой случилось, не могу понять? — озадаченно бормотала Таша, пока он распахивал дверцу кареты. — Ведёшь себя как-то… фамильярно, что ли? Не в плохом смысле, — торопливо добавила она, — но тем не менее. Раньше натягивать мне сапоги ты бы не соизволил.
Алексас галантно подал ей руку.
— Просто понял, что пришла пора выбивать из тебя твои самодурские наклонности.
От удивления Таша даже приняла помощь.
— Мои наклонности?..
— Эта игра в «я королева, я главная», конечно, забавная, но к настоящей жизни неприменима. Летом ты уже имела возможность в этом убедиться. Я старше. Я больше знаю жизнь. Я должен заботиться о тебе и защищать тебя, и принимать решения за нас обоих, а не исполнять твои приказы.
— Может, ещё прикажешь мне сидеть в высокой башне у оконца, пока ты будешь вести расследование и свершать великие подвиги в мою честь?
— Между прочим, истинные принцессы именно так и поступают.
— Не дождёшься!
— Посмотрим.
Тоже мне, заботливый папочка, досадливо подумала Таша. С меня и одного хватит.
А потом вдруг подумала, что ведёт себя точь-в-точь как Лив, — и что досады в её реакции куда меньше, чем смущения.
Перейдя двор, хрустящий свежим снежком, они вошли в белокаменное здание трактира. Комната оказалась на втором этаже, светлой и уютной, с двумя кроватями и азалиями, розовевшими в горшочках на окне. Надолго, впрочем, там не задержались: Таша только умылась и сжевала кусочек хлеба с сыром, запив чаем. После чего вступила в непродолжительную борьбу с Алексасом за право одеться самой.
Битва была проиграна. Юноша не только застегнул ей тулуп, но и шапку надел, и шарф завязал в два оборота. Даже варежки подал.
