— Наконец-то, — сказал открывший их Алексас.
Таша подняла взгляд, привычно поражаясь, как внутреннее меняет внешнее.
Джеми был тощим, длинным и нескладным. Алексас — поджарым, высоким и изящным.
Джемина шевелюра пребывала в состоянии взъерошенности вороньего гнезда. Алексаса — в живописной растрёпанности.
Джеми двигался так, будто каждую секунду находил консенсус с собственным телом. Алексас — с грацией большого кота.
Лицо Джеми было детским, с приросшим к нему потерянно-рассеянным выражением; симпатичным, не более. Лицо Алексаса навеки врезалось в девичью память тонкой аристократичной красотой и чарующей улыбкой.
Единственным, что действительно менялось внешне, были глаза. Бледно-голубые с желтоватым ободком вокруг зрачка — у Джеми, синеватые с золотым — у Алексаса. Впрочем, у Арона глаза меняли цвет по настроению; так что, пожалуй, это тоже вполне можно было считать не внешним, а внутренним.
Взглянув на Ташу, Алексас вскинул бровь.
— Летопишешь?
Помнится, насмотревшись на него, Таша даже пыталась этому научиться. Здорово уметь вскидывать одну бровь: выказывая лёгкое удивление, выражая полунасмешку, окрашивая слова едва заметным презрением…
Но, видимо, тут либо дано, либо нет.
— Пытаюсь, — вздохнула она.
— А почитать?
Таша шустро захлопнула тетрадь:
— Это личное.
— Личное так личное, — легко согласился юноша. Вальяжно вытянув ноги, закинул руки за голову. — Полагаю, помощь не нужна, госпожа Лиден?
— Съесть поможешь. — Старушка зачерпнула на пробу немного похлёбки. — Кажется, переперчила…
Таша привычно втянула носом воздух.
— Не-а, — возразила она. — Пропорции что надо.
— Права, как всегда, — признала госпожа Лиден, отняв ложку от губ. — А вот теперь, Алексас, твоя помощь пригодилась бы… эх! Чем больше узнаю об оборотнях, тем больше жалею, что не родилась в Ночь Середины Зимы. Или что мою маму в своё время не покусал кто-нибудь многоликий.
— Укус оборотня подарил бы ей только беготню по лекарям, — усмехнулась Таша. — А вот насчёт Ночи Середины Зимы в точку. Только вот…
Вспомнила о собственной маме, о том, как летом едва не оказалась сожжена заживо — и перестала улыбаться.
В этот миг входная дверь огласила кухню деликатным стуком.
— О, — снимая котелок с огня, изрёк Алексас, — а вот и Арон.
Радостно вскочив, Таша в два прыжка оказалась у порога, чтобы отодвинуть засов:
— Ты как раз к ужи…
Осеклась.
Застыла у распахнутой двери, глядя на незваного гостя, пока морозный воздух холодил кожу, а страх — сердце.
Его одежды были тёмными, как вороново крыло. Лицо — скрыто глубоким капюшоном отороченного мехом плаща; Таша не видела, но чувствовала пристальный взгляд чужих глаз, изучающих её лицо.
Мгновения, которые человек в чёрном молча смотрел на Ташу, тянулись бесконечно долго.
А потом он шагнул к ней.
— Прекрасно выглядите, Таша-лэн, — заметил знакомый голос. — Ещё лучше выглядели до того, как меня испугались.
Она в изумлении отступила на шаг:
— Леогран… энтаро?
— Уже лучше, — одобрил молодой человек. — Позволите войти?
Таша, наконец сумев облегчённо выдохнуть, отошла в сторону; и, стряхнув снег с плаща, племянник герцога Броселианского перешагнул порог башни звездочёта.
Когда Леогран откинул капюшон, свет волшебной лампадки высветил медь длинных волос, прихваченных лентой в низкий хвост, залихватскую закрученность рыжих усиков и яркую зелень глаз, подчёркнутую бледностью породистого лица.
— Как вы нас нашли? — изумлённо спросила Таша.
— Отец Кармайкл сказал, где его искать, если нам понадобится его помощь. — Леогран затворил за собой дверь. — Не представите меня? Кажется, я незнаком с частью вашего прекрасного семейства.
— А, да… конечно. — Таша, немного успокоившись, повернулась к хозяйке дома. — Госпожа Лиден, это Леогран-энтаро. Племянник Орека Нормана, герцога, правящего Броселианским округом. Леогран-энтаро — госпожа Лиден Лормари. Она…
— Ташина бабушка, — улыбнулась старушка. — Безмерно рада знакомству, Леогран-энтаро.
— К вашим услугам, госпожа Лормари. — Леогран учтиво поклонился. — Стало быть, отец Кармайкл — ваш сын?
— О таком сыне мечтает любая мать, — уклончиво ответила летописица. — И как вы познакомились?
— Отец Кармайкл летом выручил нашу семью из большой беды. Он изгнал досаждавшего нам призрака и эйрдаля, очаровавшего моего дядю, убившего моих родителей… если б не он, думаю, мы все были бы уже мертвы.
— О, да, добрые дела Арон делать любит, — подтвердила старушка. — Что же привело вас сюда?
Но внимание юноши уже переключилось на другой объект:
— Что ж, добрый вечер, Таша-лэн. — Леогран склонился над её рукой с поцелуем. — За те месяцы, которые мы не виделись, вы сильно… изменились, должен сказать.
— Чего не скажешь о вас, — усмехнулся Алексас из-за Ташиной спины. — Всё так же поразительно неучтивы со мной.
— Приветствую, Джеми-энтаро. — Леогран поклонился в третий раз. — Я тоже скучал.
Поморщившись от именования своей персоны чужим именем — что поделаешь, посторонним лучше было не знать о раздвоении личности сына отца Кармайкла, — Алексас хмыкнул; и Таша поняла, что это один-один.
— Прошу к столу. — Госпожа Лиден потянулась за тарелками. — Таша, помоги на стол накрыть. А… кхм… Джеми, позови Гирена и Лив.
— А Арона ждать не будем? — спросила Таша, уже не удивляясь догадливости названой бабушки.
— Пока дождёмся, всё остынет, — вздохнула старушка. — Не волнуйся, должен скоро вернуться. Куда денется…
Вскоре стол был накрыт. Леограна, нерешительно мявшегося у очага, разоблачили, отправив верхнюю одежду на вешалку, и усадили на почётное место по правую руку от хозяина дома.
— Господин Гирен просил передать, что присоединится позже, — сообщил Алексас, бесшумно приземлившись после прыжка с последних пяти ступенек. — Неотложное наблюдение за странствующей звездой. Лив спит, я решил её не будить.
— Ладно, потом поест, — решила госпожа Лиден, разливая похлёбку. — Кому побольше мяса?
— Мне, — ответил трёхголосный хор.
Помолившись, сели есть. Какое-то время на кухне царила тишина: госпожа Лиден свято придерживалась правила «пока я ем, как рыба, нем», о чём не забывала напоминать окружающим перед каждой трапезой.
— Так что же всё-таки привело вас в наши далёкие края? — поинтересовался Алексас, когда тарелки опустели и старушка милостиво разрешила «молодёжи» поболтать, пока она не вернётся из кладовой с вареньем к чаю.
