— Мальчи… ребя… лиэры, — очень постаравшись сделать голос как можно более примирительным, изрекла Ева, — давайте не будем больше ссори…
— Я спросил тебя! — свободной рукой обнажив меч, Миракл одним резким движением перерубил щупальце, высвобождаясь из пут. — Так сложно было попросить своего гребаного дворецкого дать ответ, который тебе дать было не под силу?
— Зачем? Ты ведь прекрасно ответил за меня. Ваше будущее Величество вообще всегда всех видит насквозь, а яблочко от яблони издавна гниет неподалеку. — Ирония распускалась в голосе Герберта, словно ледяные цветы. — К чему нашему блистательному чемпиону нужен был в друзьях скучный книжный червь, сын казненных изменников?
— А тебе, стало быть, блистательный чемпион в братьях был совершенно ни к чему? — это Миракл уже почти прорычал. — Завидовал?
Следующий удар — клинком плашмя по ногам — Герберт принял на щит. Ответное заклятие отбросило Миракла на добрую пару метров, и голубые искры отраженного заклинания затанцевали вокруг его плаща (неужели заговоренный?); уже две тени протянули к нему руки-щупальца, но тот, разрубив их скользящими росчерками лезвия, скакнул вперед… чтобы замереть, когда на его пути решительно встала Ева, раскинув руки в жесте защиты.
Как будто некромант за ее спиной в этом нуждался.
— Лиоретта, буду весьма благодарен, если вы уйдете с дороги, — сквозь зубы процедил Мирк, от избытка чувств даже сбившись на «вы».
— Жди в гостиной, — отступая в сторону от дверей, коротко подтвердил Герберт. — У камина. И одежду сменить не забудь.
— Что вы делаете?! Это же глупо! Айрес — вот наш враг! А вы тут собираетесь переубивать друг друга вместо того, чтобы…
— Никто не собирается никого убивать. — Герберт вновь встал напротив брата, так, чтобы между ними больше не было досадных живых помех. Двери красноречиво открылись на щелку, необходимую, чтобы в нее без труда юркнула худенькая девушка. — Ева, иди. Это наше дело. Ты и так уже сделала все, что могла.
Ева так и не поняла, было это сарказмом или нет. Но, посмотрев на некроманта, отчетливо поняла, что на сей раз возражения не принимаются.
А если и принимаются, то не учитываются.
Не дожидаясь, пока Герберт повторит приказ, только на сей раз — подстегнув магией (выражение его лица ясно подсказало, что сейчас он на это вполне способен), Ева нехотя опустила руки. Развернувшись, скользнула в услужливо приоткрытые двери: тут же сомкнувшиеся за ее спиной, раскатив по холлу глухой рокот, призывавший входящих оставить надежду в лучших традициях классики.
Ну или так показалось Еве, пребывавшей в мучительных терзаниях о том, насколько грешным являлся ее очередной акт неповиновения.
Ладно. Не будут же они в самом деле друг друга убивать. И если уж им так надо выпустить пар, скопившийся за годы ссоры…
Ева поднялась в свою спальню, чтобы наконец избавить от мокрого наряда, на морозе уже начавшего деревенеть. Пронаблюдав сквозь мелкий переплет коридорного окна, как вспышки заклятий расцвечивают две фигурки во внутреннем дворе и живые тени, пляшущие вокруг них, тихонько приоткрыла дверь, отделенную от ее спальни двумя другими.
Спустя несколько шагов ковер под ногами откликнулся на ее поступь звоном золота.
Этот визит снова противоречил заветам Герберта, велевшего ждать в гостиной. Но Еве хотелось немного согреться (холод она не особо ощущала, зато потерянную чувствительность носа и пальцев — вполне), а в «гнезде» будущего драконенка это сделать было удобнее всего. Так что Ева прошла мимо камина, исправно горевшего сутки напролет, к яйцу: покоящемуся среди золотистой россыпи монет, серебряных кубков, блюд с искусной резьбой вокруг зеркального центра, камней, пестрыми искрами сиявших в перстнях, серьгах и ожерельях… Должно быть, для сооружения драгоценной насыпи, окутавшей основание яйца подобием сверкающей шали-шарфа, Герберт опустошил все закрома с семейными ценностями Рейолей.
«Гертруда говорит, он уже слышит происходящее вокруг, — сказал некромант, когда Ева полюбопытствовала, зачем все это. — Камни помогут ему с комфортом перенести смену гнезда». Что ж, кто-то во время беременности усиленно слушает Моцарта, кто-то знакомит нерожденного малыша с песней камней… Трогательные причуды мам, заслуживающие уважения.
Помимо камина, в непосредственной близости от яйца полыхала жаровня, на дне которой Ева вполне могла бы свернуться калачиком, если б там не трещали угли. Дым клубился под миниатюрным защитным куполом, выпускавшем наружу один только жар, но не прочие продукты горения; в комнате наверняка царила жуткая духотища, однако не дышавшей Еве и это было нипочем. Опустившись на колени подле яйца — прямо в жесткую россыпь монет, постаравшись не напороться на кубок или украшение — она прижалась к гладкой, толстой, восхитительно теплой скорлупе: казалось, ее высекли из нагретого солнцем мрамора. Касаясь ее ладонями, чувствуя, как непрозрачный янтарь мгновенно прогревает тело даже сквозь одежду, Ева приложила к нему ухо.
Ощутила под щекой шелковистую гладкость камнеподобной скорлупы, под которой — где-то в светящейся непроглядной глубине — таился маленький драконенок.
— Не желаешь сделать ставку, златовласка? Петушиные бои — что может быть прекраснее.
— Ненавижу азартные игры, — не соизволив даже обернуться, откликнулась Ева: блаженно жмурясь, пока замерзшее тело отогревалось теплом жаровни, камина и драконьего яйца. — И это не предмет для ставок.
— Жаль. Ты бы ведь поставила на малыша, а он определенно лидирует. — Она не видела Мэта, но кожей чувствовала его взгляд. — О своих догадках ты ему сообщить не удосужишься, как я понимаю.
— Каких догадках?
— Брось, златовласка. — Улыбку демона Ева прекрасно расслышала в призрачной полифонии его голоска. — Ты ведь смекнула, кто еще может претендовать на роль чудища, всем и каждому гибель несущего. Долговато соображала, но лучше поздно, чем никогда.
Ева лишь плотнее прижала пальцы к скорлупе. Забавно… если не знать, чего касаешься — можно подумать, что перед тобой просто круглое садовое украшение в виде идеально отесанного камня с подогревом.
Она и правда поняла то, что могла бы понять куда раньше. Что дракон вполне способен разрушить целый город, — но тот, о могуществе которого уже сейчас в народе отзываются с трепетом, сильнейший некромант со времен Берндетта, во власти которого было заставить десяток людей за минуту истлеть заживо, способен принести бед не меньше. А то и больше.
— Герберт никогда не причинит вреда невинным, — после долгого молчания все же сказала Ева.
— Ты ему предсказуемо льстишь, но не забывай, кому он дал клятву абсолютного подчинения. Один приказ королевы, этой прекраснейшей души женщины, как ты уже имела возможность убедиться — и наш малыш откроет в себе множество удивительных новых сторон… таланты превосходного палача, к примеру.
Ева не могла осуждать демона за то, что он говорит. Он озвучивал ее собственные мысли. И меньше всего ей хотелось обсуждать этот вопрос с ним, но других кандидатов в пределах досягаемости не было, а с кем-то обсудить его (и поскорее) Еве все же очень хотелось.
