Впрочем, сейчас между ними была одежда. Везде, кроме губ и ладоней. И, судя по всему, к холоду Герберт привык.
Профессия обязывала.
— Когда ты играла. Наверное. — Некромант задумчиво накручивал ее волосы на палец, обвивая ноготь бледно-золотистой шелковой прядью. — Может, раньше. Просто в тот момент понял.
— Так хорошо играла?
— И это тоже. — Он помолчал. — Когда ты играешь, ты… другая. И одновременно нет. Как будто суть пропустили сквозь хрустальную линзу, и вместо тихого мягкого света в глаза вдруг бьет слепящий луч.
Ева потупила глаза, изучая узор, черной шелковой ниткой вившийся по вороту его рубашки. Недоверчиво-польщенная — и тихо радующаяся, что, судя по всему, волшебное действие поцелуя не преуменьшали. Особенно когда за ним следует еще десяток-другой.
Может, завтра, проснувшись, он снова закроется. Может, завтра ей снова придется пробиваться сквозь стены. Но пока между ними царила та удивительная, безыскусная, почти невозможная степень откровенности, которой Ева не ожидала даже от себя.
Все черные очки виноваты. Не иначе.
— Никогда не любила смотреть, как я играю. На записях, — буркнула она, пытаясь скрыть смущение. — Всегда казалось, что я на сцене безумно смешная.
— Почему?
— Я за инструментом часто такая… насупленная. Хмурая. Когда мне трудно. А когда не трудно, улыбаюсь, как сумасшедшая.
— Ты просто погружаешься туда, где абсолютно забываешь о себе. Или возносишься. Растворяешься в том, что делаешь, в том, что любишь. Это прекрасно, а не смешно. И у тебя появляется такая трогательная морщинка на переносице… — позволив золотистой пряди размотаться и упасть на его рубашку, указательным пальцем Герберт коснулся ее подбородка, заставив Еву приподнять голову. — Вот здесь.
Когда он слегка коснулся губами ее лба — там, где на записях она и правда видела у себя складку, которую всегда мнила даже смешнее блаженной улыбки, — Ева поймала себя на том, что все еще не верит в происходящее. Что тот, кого она не так давно называла венценосным снобом, может быть таким. С другой стороны, он же был тем, кто совсем недавно на ее глазах так ласково трепал по меховому пузу своего кота… которого держал в стазисе несколько лет, потому что не хотел терять.
Была в нем и нежность, и чувствительность. До недавнего времени погребенная глубоко под слоем льда, которую он по различным причинам никак не готов был показать ей. Сама же когда-то думала: парень, который любит котиков, просто не может быть таким уж плохим.
Оставалось только надеяться, что их сказка и правда про красавицу и чудовище. А не про Золушку, которая снова обернется замарашкой, как только часы пробьют двенадцать.
— Хотя в чем-то ты права, — добавил Герберт. — Ты редко бываешь такой серьезной, как за инструментом.
— Имеешь что-то против?
— Кто-то же из нас должен быть несерьезным. Когда есть возможность. — Улыбка, наметившаяся в уголках его губ, погасла, на миг вернув в лицо отстраненность. — Скоро, полагаю, эта возможность тебе будет представляться не так часто.
Думать сейчас о королеве, восстании и мнимой помолвке Еве совершенно не хотелось. Как не хотелось, чтобы об этом думал Герберт. Так что она отвлекла его от этих мыслей тем же простым и действенным методом, что безотказно сработал на лестнице; и в итоге Герберт, кажется, все же ушел от нее во вполне благостном расположении духа.
А посреди неизменно бессонной ночи, которую Ева коротала за чтением того же любовного фэнтези (сейчас казавшегося еще посредственнее, чем по пути к Гертруде, но тем более забавным), пытаясь как-то отвлечься от лихорадочных мыслей, не позволявших сосредоточиться ни на чем путном, она услышала стук в дверь.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 26.10:
К счастью, Ева заподозрила что-то еще прежде, чем открыла. Хотя бы потому, что вдруг вспомнила: она слишком давно не видела Мэта, а тот едва ли мог оставить все произошедшее без внимания.
Именно поэтому она не завизжала и даже не отшатнулась, увидев на пороге Герберта в окровавленной рубашке.
— Забыл самое важное, — проговорил тот, протягивая к ней руку.
На расправленной ладони лежало нечто, на первый взгляд напоминавшее кусок сырого мяса. На второй — то, что традиционно предлагают мужчины вместе с рукой.
— Мэт, хватит уже, — устало произнесла Ева, захлопывая дверь у него перед носом.
Естественно, это ничуть не смутило демона, пару секунд спустя спокойно пролетевшего сквозь дерево.
— И вот вся благодарность. А я так хотел исправить то, что наш малыш упустил. — Он был уже в привычном обличии; в глазах плескался голубой огонь, искристая фиолетовая синь одежд не меняла оттенок под лучами волшебных кристаллов. — Спасибо.
— За что? — возвращаясь к кровати, уточнила Ева, не оборачиваясь.
— Что не разочаровала. Всегда считал девочек обманщицами от природы. Не хотелось менять свои убеждения спустя столько лет.
Это все-таки вынудило ее обернуться, непонимающе застыв в шаге от гобеленового покрывала, манящего мягкостью скрытой под ним пуховой перины.
— «Никакой принц, король, эльф или бог для меня не перевесит дом», — пропел Мэт, присаживаясь в изножье кровати, на резной спинке, спустив ноги на одеяло. Вернее, зависнув над спинкой, чуть не касаясь одеяла лаковыми туфлями — так что это вызвало у Евы возмущение куда меньшее, чем слова, озвученные точной копией ее собственного голоса. — Кажется, так кое-кто говорил не так давно? Хотя, если подумать, некромант в перечень не входил, а принцем наш малыш является лишь формально.
— Я не…
— Что? Не собираешься отказываться от дома? Быть в ответе за тех, кого приручила? — в словах прорезалась какая-то кошачья интонация, издевательская в своей мурлыкающей вкрадчивой мягкости. — Ты же вроде так любишь эти слова, златовласка. Или для тебя словами они и остаются?
— Я не думала об этом, — совершенно честно отрезала Ева, падая на постель спиной назад.
— А если подумать?
Она промолчала. Потому что думать об этом ей тоже совершенно не хотелось. Не сейчас, не об одной из главных причин, по которой ей не хотелось сближаться с Гербертом; уж точно не так, как они в итоге сблизились. Ведь бросить его — значит предать, а не бросить — значит предать всех и все, что ждет по ту сторону прорехи.
Включая, возможно, саму себя.
Нет, только не поддаваться на провокации демонической кляксы. Гнать эти мысли из головы. Пока у них с Гербертом столько проблем, что о возвращении домой даже речи не идет. Начиная с той проблемы, что в своем текущем состоянии Ева от некроманта при всем желании никуда не денется.
И надо же было Мэту успешно отравить ей только-только обретенную радость… Впрочем, чего еще ожидать от демона.
— Не грусти, златовласка, — как раз сказал отравитель, пока она лежала, раскинув руки на кровати и старательно глядя в потолок. — Я мог бы разрешить дилемму. Позволить тебе не выбирать.
