Я тихо подошел к дверям и толкнул их наружу. Гость отскочить не успел — не смог. Так и получил по наглой рыжей морде дверью и, противно взвыв, повалился на крыльцо. Даша выглянула из-за моего плеча:
— Это не медведь, — обняла себя руками.
— Это лиса, жительница каменных джунглей.
Только что-то с ней было не так. Сначала я испугался, что она бешеная, но взгляд у рыжей был вполне себе вменяемый, просто несчастный. Она так и не встала, завалившись на бок, и совсем не боялась ни меня, ни Дашу, что уже было странно — животные чувствуют наших зверей. А эта смотрела даже как-то требовательно, будто говорила: «Ну, долго пялиться будете? Может, уже разберетесь, зачем я тут валяюсь?»
— Глеб, у нее сетка в лапах, — вдруг прошептала ведьма.
Я моргнул. Сетка действительно была. Но что лиса с сеткой требует от нас тут? У ведьмы таких вопросов не возникло — Даша уже понеслась за ножом. Я сложил руки на груди, внимательно наблюдая, чтобы это чучело не ожило и не бросилось пакостить. А то мало ли — стейки и правда пахли очень соблазнительно.
— На, — протянула мне ножик.
— Зачем? — уставился на нее раздраженно.
— Ну, освободить лису, — указала она глазами на пострадавшую тварь.
— А вдруг она бешеная?
— Отвезем тебя в травмпункт, — закатила она глаза.
— Я не пущу тебя за руль своей машины. Уж лучше сам тебя отвезу, если что, — пожал невозмутимо плечами.
— Блин, какой ты…
— Какой?
Вместо ответа ведьма насупилась и глянула на лису:
— Иди, накрывай.
— А вдруг она кинется? — наслаждался происходящим.
— А она разве не твоя знакомая, как медведь? — присела Даша на пол и протянула рыжей руку.
— Нет, не люблю лис…
— Почему?
— Шумные.
— Привет, рыжая, — заворковала она с лисой, — ты не укусишь?
Животина выглядела абсолютно спокойно, а в знак полного содействия положила морду на пол и протяжно вздохнула, чем растрогала ведьму вконец. Хорошо, она не знала, какими опасными эти рыжие могли быть. Я для острастки сверлил ее взглядом, но та не велась на провокации — отдавалась в руки Даши со всем рвением.
— Вот так, — приговаривала та, орудуя ножом, — и тут срежем… молодец… Черт, Глеб, у нее тут врезалось в лапу. Принеси аптечку, пожалуйста.
— Стейки остынут, — проворчал для дела, но просьбу выполнил.
Лиса больше не вызывала во мне опасений, поэтому я взялся спасать наш плотный ужин — снял мясо со сковородки, завернул в фольгу и принялся накрывать на стол, поглядывая на веранду.
Даша уже настолько осмелела, что гладила лису между ушей, а та язык вывалила от удовольствия. Кстати сказать, «тот». Лис подставлял сытое лоснящееся брюхо и широко скалился, довольный оттянутым на себя вниманием.
— Так, — достало это меня, и я направился к сладкой парочке, — подлечили? Чеши по делам.
Зверь напыжился, схлопнув пасть, перевернулся и поковылял со ступенек. А Даша вытаращилась ему вслед, забыв, кажется, обо всем.
— Он пришел ко мне лечить лапу… — пролепетала.
— Он пришел на запах нашего остывающего завтрака, — подхватил ее под руки и поставил на ноги, но она была под таким впечатлением, что даже не заметила.
— Глеб, ко мне в детстве звери бегали… я думала, мне приснилось все, такие смутные воспоминания, — ошалело обхватила ладонями щеки. — И тут — лиса…
Дело было действительно странным — ко мне лисы не бегали, даже близко не подходили, а тут — такая наглость. И смотрела эта тварь так самоуверенно, будто знала, что ничего я ему не сделаю — Дашка отобьет.
— Пошли завтракать, — потянул ее под руку к столу.
— К тебе они тут толпами, что ли, бегают?
— Нет, они к медведю не приближаются, — отодвинул ей стул. — Явно пришел к тебе. Может, вы с Костей разобрались, что ты за ведунья?
Она угрюмо на меня посмотрела, но взялась за вилку и нож:
— Никчемная. Либо надо учиться.
— Почему никчемная?
— Потому что ни на что не гожусь. Даже тебя — здорового и полного жизни — чуть не угробила.
— Ну не угробила же, — уселся напротив. — И лиса подлатала. Еще кофе?
— Нет, чаю хочу.
У Даши явно пошатнулись все жизненные позиции. Девушку штормило от сомнений, непривычного окружения, меня… и того, что между нами происходило.
— Глеб, я тебе соболезную с мамой. Прости, что повела себя… отвратительно…
— Прощаю. Что с твоей случилось? — я поставил перед ней чашку и чуть не упал на стул от слабости. Надо было возвращаться в кровать, но бросать Дашу не хотелось — мало ли кто еще к ней лечиться припрется.
Она обняла руками чашку:
— Спасибо, — и так виновато съежилась, будто кролик, а не росомаха. — Она заболела… и не справилась. А твоя?
— Мою отец довел до самоубийства. А я убил отца.
33
Даша закрыла рот ладонью, выпрямляясь и падая на спинку стула. При этом смотрела на меня большими, полными ужаса глазами. Мне даже захотелось пойти и растопить камин, или помыть посуду… чем-то заняться, пока она придет в себя. Но я только поглядывал то на нее, то на чашку перед собой. Наконец, она задышала ровнее, сгорбилась и вернулась к чашке:
— Жуть, — прохрипела. — Боже, как?..
— Задушил тварь.
— Я не об этом, — закатила она глаза. — Как ты так спокойно об этом мне говоришь?
— Пережил, — пожал плечами. — Переварил, успокоился, живу дальше.
Она смотрела на меня полными сочувствиями глазами:
— Ты поэтому такой…
— Какой? — внимательно всмотрелся в нее, но она не пугалась.
— Жесткий, холодный…
— Даша, я не был у психолога, — усмехнулся. — Никто не знает, почему я — такой. Неужели так не нравлюсь?
Она игриво вздернула бровь:
— Ну, не то чтобы… Думаю, любая на моем месте была бы счастлива. Пока ты когти, конечно, не выпустишь, — и она усмехнулась, взялась, наконец, за чашку и сделала большой глоток: — Блин, как вкусно? Что это?
— Розмарин, мед, — довольно усмехнулся. — Что ж ты дикая такая?
— Я промышляю в магазинах для низшего класса, — расправила плечи она и растеклась сыто по стулу. — Там нет розмарина, только вялая мята иногда попадается.
Мы усмехнулись теперь синхронно.
— Хочешь, камин разожгу?
— Я хочу спать, — поежилась она.
— Я тоже. — Наши взгляды встретились. В ее ясно читались сомнения, но кровать в моем доме была только одна. — Обещаю — не трону. Но на полу спать не буду.
