Она промолчала, он посмотрел на часы:
— Даже не сильно опоздали, сорок минут всего.
— Я быстро накрасилась. Потому что мне не мешали.
Он поморщился и не ответил, осмотрел комнату, себя, сказал:
— Надевайте перчатки и туфли, я сейчас переоденусь и приду, пять минут.
Она кивнула и отвернулась, чтобы не смотреть на него, когда он будет уходить. За спиной хлопнула дверь, Вера быстро пошла во вторую комнату — у неё был последний шанс разобрать свёрток от мастера Валента, до этого она несколько раз порывалась, но всегда находила занятие приоритетнее.
Сумка ждала её на диване, она достала свёрток и вытряхнула, из него выпали два свёртка поменьше, завёрнутые в плотную обёрточную бумагу, она распаковала их, в одном была перьевая ручка, во втором часы и амулет.
Ручку она спрятала в сумку, часы надела, убрав в сумку свои, амулет положила на ладонь и изучила внимательнее — тоненькая серебряная цепочка, на подвижной петле кольцо из металла с копейку размером, в кольце два стекла, между ними свободно перекатываются три огранённых камешка…
«Белый, голубой и синий. Драгоценный мой мастер Валент, пусть пошлют вам удачи и счастья все ваши местные боги.»
Она быстро глянула на дверь, замерла, прислушиваясь, и беззвучно шепнула:
— Сейчас три часа дня.
Амулет еле заметно завибрировал, издал тихий стеклянный шорох, и камешки внутри сместились — белый и голубой прилипли к краю, синий оказался ближе к центру.
«Красота.»
Она с трудом подавила желание надеть амулет на запястье, решив, что это будет выглядеть подозрительно, и министр всё заметит, сунула его в карман и привязала к сбруе на бедре, так, чтобы амулет прижимался к коже, ещё раз повторила неправильное время, улыбнулась — чувствуется. Пошла искать перчатки, надела и услышала шаги министра в кабинете.
— Вера?
Его голос звучал как-то странно, она вышла и остановилась у ширмы — министр переоделся.
5.38.14 Разведена и свободна
Она никогда не видела его в белой рубашке, и не предполагала, что ему так пойдёт. Расстёгнутый пиджак непривычного кроя сидел так, что становилось понятно, что кобуры под ним нет, и внутренних карманов, похоже, тоже. Костюм был из светло-серой блестящей ткани, из нагрудного кармана выглядывал угол платка бордово-алого цвета, Вера опустила глаза, подняла и усмехнулась — та же ткань, не просто похожая, а от того же куска.
«Чтобы все видели, кто за это платит, ясно.»
Белые туфли, белый пояс, серебряный перстень на правой руке, массивный и потемневший от времени, с иероглифами на боках и квадратным алым рубином в центре.
Министр изучал мебель, как будто давая Вере время изучить себя, ей не хотелось думать, что он чувствовал себя неловко или переживал, что ей не понравится.
«В последний раз, когда он хотел мне понравиться, мы стояли на ступеньках его пустого дворца, и каменные драконы показывали мне свои мягкие лапки.»
То чувство неловкости наложилось на новое чувство неловкости, она поняла, что стоит неподвижно слишком долго, пошла к нему, остановилась рядом, но не очень близко. Он поднял глаза, с лёгкой иронией развёл руками, как будто презентуя новую версию себя, чуть улыбнулся:
— И как?
— Не боитесь, что кто-то подумает, что у вас праздник? — улыбнулась Вера, он тихо рассмеялся, качнул головой:
— Не боюсь, там все знают, что я на работе. А серьёзно?
— Хорошо, — кивнула Вера.
— У меня есть такой же чёрный.
Она качнула головой:
— Не надо, так хорошо. Идём?
— Да, — он кивнул и остался стоять. Не смотрел на часы, не проверял Верин костюм, не осматривал комнату, просто стоял и молчал, как будто не хотел уходить, или собирался с силами для чего-то.
— Ещё что-нибудь нужно? — спросила Вера, он медленно качнул головой, продолжая смотреть в пространство, её начала пугать эта пауза. Он медленно поднял глаза, почти дойдя до её лица, но опустил, посмотрел на свой перстень, нервно провернул его на пальце, сверкнув алой гранью. Вера спросила: — Он что-то значит?
— Он значит, что я глава младшего дома Кан. Пока ещё. Вера… я должен напомнить. Мы уже говорили об этом, но… я хочу убедиться, что вы помните.
Она молчала и смотрела на него, он смотрел на перстень, костяшки белели от напряжения.
— Вы были замужем в своём мире, по контракту, но после вашей смерти в том мире, в этом вы больше не считаете себя связанной обязательствами с бывшим мужем. Сейчас вы не состоите в отношениях, вы разведены по собственному желанию. И свободны.
Она молчала, вспоминая тот раз, когда слышала это от него впервые, как её здорово встряхнуло, как будто тараном из седла выбило — "вы не состоите в отношениях".
Он продолжил, как будто по сценарию, как будто повторял речь, которую писал для прошлого раза:
— Слухи, которые бродят по моему отделу, до дворца почти не добрались. Вам всё равно будут задавать вопросы, беспардонные люди есть даже при дворе, реагируйте сдержанно, говорите, что это всё — неправда, у нас с вами исключительно деловые отношения. Я занимаюсь вашей безопасностью и вашими финансами, мы часто видимся и хорошо ладим, не более. Вы меня поняли?
Он до сих пор не смотрел на неё, ей почти хотелось взять его за подбородок и заставить посмотреть, хотелось ударить его, вынудить схватить за руку… Но честное воображение нарисовало более правдоподобную картину — он не будет ей мешать, если она его ударит, он это просто безропотно снесёт, как привык делать, ей стало это понятно на примере Двейна — они не воюют с женщинами, вообще, и это причина, почему их женщины борзеют. Они ни на что не имеют права, только борзеть и остаётся, и поэтому они скандалят, швыряются вещами и бьют по лицу, а это совершенно ничего не меняет.
«Он поставил меня с ними в один ряд. Я тоже ни на что не имею права, спасибо хоть проклятие Янверы меня защищает от физических отношений, а то бы уже давно была настоящей подстилкой, попользоваться и выкинуть.»
— Я вас поняла.
Он вздрогнул, поднял глаза, окатив её сладко-шипучим ощущением боли. Она прохладно улыбнулась, кивнула:
— Хорошие деловые отношения двух свободных, не обременённых личными отношениями людей. Я разведена и свободна, я запомнила. Идём?
— Да, — он опять смотрел в пол и никуда не собирался идти, перестал теребить перстень, попытался сунуть руку в карман, но на этом пиджаке не было карманов внизу. Медленно провёл взглядом по её платью, дошёл до глаз. Она свои не отвела, он медленно сказал: — Или мы можем ничего не скрывать.
— В смысле?
— Я вам говорил уже, что по цыньянским понятиям, вы — моя любовница. Вне зависимости от того, какие у нас отношения, или что мы будем по этому поводу врать, слухов достаточно, чтобы испортить вам репутацию. Она испорчена, уже. Так что для вас будет лучше, если у вас будет статус.