— Вон тот, в фиолетовом. У него настоящее лицо? Такой красавчик.
«Дзынь.»
Министр изучил цыньянца в фиолетовом, того, который единственный разговаривал с самым младшим, усмехнулся и качнул головой:
— Я конечно на его операциях не ассистировал, но учитывая, что я своими руками ломал ему лицевые кости дважды, ничего настоящего там быть не может уже много лет. Хотя, до встречи со мной, он был смазливым как девочка, так что доля правды в его лице есть. Неужели правда понравился?
— Нет, просто хочу вас побесить, — фыркнула Вера, он улыбнулся.
— А серьезно?
— Если серьезно, то вон тот, в синем. Не в центре который, а слева, один стоит.
— Хм. И чем он вам понравился?
— Не знаю, он там самый крепкий. Ну, интуитивно. И выглядит умным. Я думаю, мы подружимся. Просто я с тупыми долго не выдерживаю, а нервные со мной долго не выдерживают. А он спокойный. Как будто у него совесть — чиста, таланты — реализованы, друзья — устроены, враги — мертвы.
Министр тихо рассмеялся, кивнул:
— Сильная у вас интуиция. Кто на втором месте?
— Друг ваш. И его брат, который рядом смеется.
— Откуда вы знаете, что они братья?
— Похожи.
— Понятно. Хороший выбор, — он задумался, посмотрел в бумаги, на Веру, усмехнулся и придвинулся ближе: — А как вам вон тот, в сиреневом, самый младший?
— Не, — скорчила рожицу Вера, мотая головой, — нет-нет-нет.
Министр рассмеялся, придвинулся еще ближе:
— А красавчик точно нет?
— Он… — она задумалась, опять рассматривая красавчика, незаметно провалилась в огоньки, изучила его узор трубочек — среди них всех, у него был самый большой, но конструкция была хлипкая. — Он слабый.
— Ого заявление, — министр изображал иронию, но Вера видела, что ему приятно это слышать, и очень интересно.
— Ну, не в смысле физически, или… Вот как тот слева сильный, так красавчик слабый. Он неустойчивый, ненадежный, в нем вроде и мощи достаточно, но в какую сторону она бомбанет, непонятно. Я бы с ним в разведку не пошла, короче. Ему нельзя доверять.
Министр опять смеялся, Веру это уже напрягало:
— Ну что?
— Продолжайте, — он ироничным приглашающим жестом очертил весь зал, как будто это был обеденный стол. — Мне нравится, как вы без малейших оснований ставите диагнозы. И еще больше нравится, что эти диагнозы, блин, точны. Как?
— Божественное озарение, — фыркнула Вера.
— Никому об этом не говорите, — он достал бумаги, опять придвинулся к Вере вплотную: — А давайте еще о красавчике?
— Ну что еще? — она отодвинулась, он придвинулся еще, но не так близко:
— Почему вы не пошли бы с ним в разведку?
Она опять задумалась, стала изучать красавчика с ног до головы — руки, плечи, лицо, прическа. У него был высокий столичный хвост, с золотой заколкой, лоб пересекала лента с вышивкой из драгоценных камней и золотых узоров, такую носили почти все цыньянцы, но у него камней было больше всех, даже больше, чем у тощего и молчаливого.
— Он очень богатый?
— Очень. Это проблема?
— Может быть.
— В чем еще его проблема?
— Нервный. Рукам места не найдет, оглядывается постоянно, как будто всех обманул, и в страхе ждет, когда же его спалят. Не, он мне не нравится, все, я передумала. Красавчику — отказать. Первое место за крепким, второе за веселыми братьями.
— На том и порешим, — с улыбкой кивнул министр, — я вас познакомлю.
— Кто они?
— Братья — первый и второй наследники старшего дома Сун, младший — это тот, о ком я вам рассказывал историю про трудности любви к собственной жене.
Вера стала изучать парня пристальнее, министр усмехнулся:
— Разочарованы?
— Нет, почему?
— Ну, он женат, и влюблен, ваши чары на него не подействуют.
«Дзынь.»
— И что? Вы считаете, что я выбираю мужчин исключительно с целью очаровать?
— Нет?
— Нет. Мне нужен друг и соратник, тот, кто пополнит банду — консультант, силовая поддержка, кто-то адекватный и сообразительный. А женат он или нет — какая разница?
— Вам нет разницы, будет ли женат мой конкурент?
Вера оторвалась от изучения цыньянцев, посмотрела на министра, который всем видом изображал, что шутит, а сам не шутил. Она улыбнулась и качнула головой:
— Мне муж-цыньянец не нужен, мне не нравится цыньянская концепция брака.
— Чем не нравится?
— Договором аренды женщины с целью размножиться и потерять к ней интерес, с большой вероятностью безнаказанно убить или выпнуть на мороз в любой момент, и стопроцентной вероятностью всю жизнь тусить с любовницами без малейших угрызений совести, потому что "там так принято". Если уж деловые отношения, то пусть не маскируются под семью, а будут конкретно деловыми отношениями. Кстати, я поняла, чем еще мне не нравится красавчик — он выглядит несерьезно, как будто с ним не получится деловых отношений, он будет соблюдать условия договора, только пока это ему выгодно, я это страшно не люблю в людях, когда на них смотришь и понимаешь, что для прыжка через пропасть ему руку давать не стоит.
— Почему?
— Потому что, если я буду падать, он меня без колебаний бросит, а если падать будет он, то будет держаться как клещ. В итоге, я в любом случае теряю от этого союза. Он вроде бы сильный, но не умеет работать в команде, и совесть его отвечает только перед собой.
— А тот одиночка в синем, значит, не отпустит?
— Нет, он клевый. С ним бы я пошла в разведку.
— Ему тридцать семь лет.
— Отличный возраст.
Министр фыркнул и с возмущением уставился в бумажки, просто чтобы взять передышку, Вера с удовольствием рассматривала одиночку в синем, он нравился ей все больше. Министр нервно убрал бумаги и спросил с вызовом:
— А лицо?
— Что — лицо?
— Его шрамы?
Вера всмотрелась, но особо шрамов не увидела — там было потемнее, чем в танцевальном зале, и загадочный одиночка все время держался к ним одной стороной. Она махнула рукой:
— Мужчин шрамы украшают.
Министр опять расфыркался, иронично спросил:
— Что еще украшает мужчин?
— Все украшает. Кроме того, что они делают с целью украситься.
— У него нет двух пальцев на руке.
— У него осталось еще целых восемь. Все, недостатки кончились?
Министр тихо рассмеялся, и со смесью досады и облегчения кивнул:
