— Ложитесь спать, вы бредите. Завтра протрезвеете и будете извиняться. Или просто сделаете вид, что ничего не говорили.
— Я не пьян, Вера. Я просто устал врать.
— Что вы мне подсыпали в чай?
— Я ничего тебе не подсыпал.
«Дзынь.»
Он указал на "часы", усмехнулся:
— Видишь? Молчат.
— Ага. Приятных снов, — она развернулась уходить, но он опять поймал ее за юбку, ткань затрещала, Вера обернулась, ровно сказала, как больному: — Хорошо, я вам почитаю. Спите.
— Что почитаешь?
— Учебник по трехмерному дизайну, для вас там ни слова полезного, просто спите.
Он отпустил ее и стал забираться под одеяло, она вышла и вернулась с телефоном, отодвинула стул подальше, села ровно и начала читать.
Он уснул почти мгновенно.
Она замолчала, стала изучать его лицо, темные тени под глазами, отросшую щетину, нахмуренные брови, короткие седые волоски.
«Да конечно, щазже я подорвалась и побежала за вас замуж выходить. Чтобы стать полностью официально вашей собственностью, на территории, на которой вы император. Щазже. Уже. Это не я там бегу и падаю.»
Он задышал чаще, нахмурился сильнее, пальцы сжались в кулак, Вера пыталась отвести от них взгляд и не могла. Внутри поднималось расплавленное желание к нему прикоснуться, успокоить, все-таки лечь рядом, обволакивая и укрывая, просачиваясь в сон, становясь между ним и всем тем, что не давало покоя.
«Тряпка.»
Его руки гипнотизировали, каждая линия вплеталась в гармонию, которой для идеальности не хватало только одного — Вериной руки.
«Тряпка. Жалкое создание, готовое наплевать на себя, на свои перспективы, способное похерить все достижения многих поколений женщин, ливших пот, кровь и слезы ради того, чтобы ты могла сама подписывать свои документы о покупке квартиры и приеме на работу. Тряпка. Соберись.»
Министр вдохнул поглубже и чуть сменил позу, рука расслабилась, развернулась ладонью вверх, стало видно шрам в центре ладони, она знала, что на второй такой же.
«Стигматы какие-то…»
Она закрыла глаза, изо всех сил вспоминая, как эти руки ставили на документах чужие подписи, без колебаний, точно так же, как ставили ее подпись.
«Но он не делал ничего плохого, он просто спасал урожай…»
Адвокат уже сидел на кровати, полз по кровати, прижимался к его рукам лицом, как кот, оставляющий свой запах на своем человеке.
«Уймись, господи, тряпка, хватит. Он не моя собственность, у меня в этом мире вообще нет собственности, а рядом с ним и не будет.»
Третья сторона, обладающая непоколебимым спокойствием обреченного, представила на кровати рядом с ним юную цыньянку в синем платье.
«Скоро. Месяц, максимум два.»
И это проняло даже адвоката.
Вера собрала себя по кускам, взяла стул и вышла из комнаты.
6.39.8 Знакомство с Дарреном, главой разведки
Села за стол, перебрала бумажки, взяла новую и написала: "Неждан Нагорный". Не стала рисовать колонки, просто написала: "4/5" и отложила лист.
В коридоре зашелестели мягкие шаги, в двери провернулся ключ, Вера взяла револьвер и откинулась на спинку стула, направляя ствол чуть в сторону от двери.
Открылась дверь, внутрь шагнул тот мужчина, которого она видела после разговора с правителем Таном, немолодой карнец в сером костюме вроде тех, которые носил министр Шен. В русых волосах было много седины, вокруг серых глаз — много морщинок, но не от улыбки, а как будто от пристального вглядывания во что-то подозрительное. Он удивился и замер, увидев ее, на миг растерялся, но сразу же улыбнулся и кивнул:
— Госпожа Вероника. Меня зовут Даррен, Шеннон должен был рассказывать обо мне.
Вера улыбнулась с выражением лица "вы милый, но вам здесь не рады", медленно кивнула:
— Дратути.
Он смущенно улыбнулся и опустил голову, поднял и указал глазами на дверь спальни:
— Я могу войти?
— Войти — да. Разбудить господина "у меня куча дел, сейчас немного полежу в обмороке и пойду работать" — нет. Вы все еще хотите войти? — она улыбалась как псих, он тихо рассмеялся и посмотрел на часы:
— А когда я смогу его разбудить?
— Часа через два. На данный момент он проспал сорок пять минут, а перед этим пытался забодать тарелку на столе. Вам не нужен такой работник, поверьте, вам не понравится с ним сотрудничать.
Даррен поморщился со смесью сочувствия и издевки, качнул головой:
— Понятно. Ладно, пусть спит. А над чем вы работаете?
Вера убрала с лица шизоидную улыбку, отложила револьвер и улыбнулась нормально:
— Заходите, присаживайтесь. Я бы предложила вам чаю, но понятия не имею, каким образом его здесь раздобыть.
Он вошел, оставив дверь приоткрытой на ладонь, сел на стул напротив Веры, аккуратно положил руки на край стола, не касаясь ее бумаг, всем видом излучая скромность и доброжелательность.
«Шпион.»
Вера улыбнулась ему и медленно кивнула:
— Рассказывайте. Что вас сегодня радует?
Он удивленно улыбнулся, но кивнул:
— Отличный вопрос. Меня радует, что вы живы, если бы это было не так, моя жизнь стала бы в разы печальнее. А вас что радует?
— Меня радует, что мы с вами наконец-то встретились, а то у меня море вопросов, которые я не знаю, кому задавать.
— Я весь ваш, — широко улыбнулся он, разводя руками, как будто распахивая себя для наидушевнейшего общения. — Шеннон говорил, что у вас потрясающая память, я многого ожидаю от сотрудничества с вами, и готов многое дать.
Вера перебрала бумажки и взяла первый лист. Пробежала глазами по диагонали, отложила и взяла чистый, написала сверху: "Даррен", подняла внимательный взгляд на мужчину напротив, мягко сказала:
— Я задам вам один вопрос, и от вашего ответа на него будет зависеть все наше дальнейшее сотрудничество.
— Что вы хотите услышать? — он улыбнулся с немного нарочитой настороженностью, неловко зацепил бумажку, которая толкнула карандаш, карандаш скатился с края стола и упал на пол, закатившись под Верин стул. Даррен смущенно заглянул под стол, поднял ужасно виноватый взгляд на Веру, она не шевельнулась. Он вопросительно приподнял брови, она прохладно пожала плечами:
— Пусть лежит, он никуда не денется.
Мужчина перестал улыбаться и сел немного по-другому, сразу как будто бы сменив амплуа. Чуть менее доброжелательным голосом спросил:
— Вы мне не доверяете?
— Я никому не доверяю. Я живу как домашнее животное, в очень загадочно-избирательной информационной изоляции, меня кормят обещаниями, которые даже не собираются выполнять, мне постоянно врут и ставят на мне эксперименты, как над лабораторным животным, чье мнение никого не интересует. Мои вещи берут без спроса, мое тело используют как вещь, в мою голову лезут как к себе домой. В этой стране моей смерти хотят даже люди, которые со мной не знакомы, и в их числе загадочным образом оказываются те, кто, по идее, должны меня холить и лелеять. В моем случае, доверие — непозволительная роскошь.
