— А почему вас не хотел пускать дежурный?
— Я приказал, чтобы меня пьяного сюда не пускали.
— Сами приказали, сами пришли?
— Я коварен, да, — рассмеялся министр, Вера невольно улыбнулась, но тут же сделала серьезное лицо:
— Вы решили подставить своего дежурного?
— Я хотел его проверить! — он весомо поднял палец, под тем же углом к вертикали, под которым стоял сам.
— На что?
— На сопротивляемость… мне. Он не прошел проверку.
— И что вам это дало?
Министр нахмурился и задумался, махнул рукой:
— А хрен знает.
— М-да… Итак, вы здесь. Поздравляю.
— Спасибо.
— А что хотели сказать, забыли.
— Да. — Он помолчал, повздыхал и добавил: — Но зато я пришел.
— Зачем?
— Спать, Вера, зачем еще? Спать надо дома, я запомнил, я конечно иногда плохо учусь, но если я выучил, то уже не забуду. Так что, вот. Я спать.
Вера медленно кивнула:
— Волшебных снов.
Министр рассмеялся и шутливо погрозил пальцем:
— Ты боишься, что я отберу у тебя кровать? Не… Я знаю, что эта пьяная скотина тебе в кровати не нужна. Я не претендую. Я планирую умереть здесь. Где-то… вот здесь, — он указал неопределенным жестом на пол в центре комнаты, Вера посмотрела туда, потом на министра.
— Отличный план. Вам принести одеяло?
Он польщенно прижал ладонь к груди, запрокидывая голову:
— Я был бы вам бесконе-е-ечно благодарен, всей своей бездонно бухой душой.
Вера встала и пошла за тем одеялом, которое хранилось в прихожей и уже бывало на полу. Принесла и постелила в центре библиотеки, указала министру на него гостеприимным жестом:
— Наслаждайтесь.
Он улыбнулся, оценил расстояние от себя до одеяла, посмотрел на свою руку, все еще крепко вцепившуюся в книжную полку, с легким смущением посмотрел на Веру:
— Я сейчас попытаюсь туда дойти. Чур, не смеяться!
— Я вообще могу выйти из комнаты, и не возвращаться, пока вы не позовете.
— Отличная идея!
Вера вышла, остановилась у двери, прислушиваясь и ожидая грохота, но обошлось без него. Раздался блаженный зевок и расслабленный голос министра:
— О, боги, как же хорошо… Не зря я сюда приполз. Вера, заходи. Когда будешь снимать с меня ботинки, осторожно, там лезвие в каблуке.
Она вошла и остановилась у стола, глядя на министра, балдеющего на одеяле.
— Почему вы решили, что я буду их с вас снимать?
— Потому что ты добрая, Вера. Ты не любишь, когда рядом с тобой кто-то голодный или кому-то неудобно. Ты всех окружаешь безнадежно физической заботой, физически ты не мучаешь, не. Ты действуешь глубже и тоньше, выедая мозг и разъедая душу. Стерва. Ненавижу. Принеси мне подушку.
— Идите к черту.
Она демонстративно села за стол и открыла книгу, министр рассмеялся и вздохнул, иронично сказал:
— Если я сдохну от отравления этой ночью, это будет последнее, что я услышу перед смертью. Как ты посылаешь меня в ад.
Вера молчала, он подождал и попробовал еще раз:
— Не хочешь сказать что-нибудь другое?
Вера начала точить карандаш. Министр усмехнулся:
— Ладно. Я это заслужил.
Она закончила точить карандаш и взяла следующий, министр продолжил:
— Я все заслужил, что со мной происходит. Я сволочь, Вера. Я подавал такие надежды, а теперь я ноль. Я даже не могу дать своей женщине достойный статус. И не могу заставить ее принять недостойный. Точнее, могу, но… тогда я вообще стану наигнуснейшей тварью, я не хочу так жить. На меня все смотрят, ждут… а я ноль. Если я похороню дом Хань, мать переедет в мой, а я не хочу с ней жить. Если я ее убью, у меня не будет женщины в доме, вообще. Где выход, Вера?
— Иногда, лучший выход — это в окно, — буркнула она, берясь за следующий карандаш. Министр фыркнул:
— Не дождутся. Уж сколько дивных глупостей в цыньянской культуре, но самоубийство из них — самая идиотская. Я буду жить. И пусть сдохнут все, кому это не нравится. Без дома, значит без дома, я буду жить как получится. Будешь жить со мной без дома?
— Да вы мне и с домом не нужны.
"Дзынь."
Министр рассмеялся, самодовольно сказал:
— Ты все еще меня любишь, Вера. Как же тебя так неудачно угораздило? Не по-вез-ло. А могла бы влюбиться в какого-нибудь Рональда, и жить, горя не знать. Или в Неждана.
Он смеялся, она точила карандаш, он осторожно сел, чтобы ее видеть, и с бездной гордости заявил:
— Я его все-таки перепил. Они там почему-то уверены, что цыньянцы плохо переносят алкоголь. Я же обычно не пью, они думали, это из-за этого. Того, в смысле. Что не переносят. Тот случай с мечом и пляжем Бесноватых уже все забыли, почти сказка. Ну ниче, повторим, если надо.
Вера оторвалась от заточки карандаша и посмотрела на министра, аж светящегося от самодовольства:
— Вы пили с Нежданом?
— Да. Вдвоем. Он меня позвал, я пришел. Мы выпили все, что я принес, и почти все, что у него было в доме.
Вере поплохело, она спросила:
— Он жив?
Министр злорадно рассмеялся и улегся поудобнее, махнул рукой:
— А хрен знает, завтра в отчетах прочитаем. Надеюсь, он сдох. Охренительный способ убийства — вообще не подкопаешься, сам пил, никто в рот не заливал.
— На чем вы с ним остановились?
— Он свалился. Его унесли. Я ногами ушел. Ждан сказал, что я тварь потусторонняя узкоглазая. Ха, тоже мне, новость! Желал мне сдохнуть. Я сказал ему, что он размечтался. Предложил через Игрень вдвоем сплавать, если у него есть ко мне претензии, и на том берегу обсудить. Он отказался. Слабак.
Вера опять взяла карандаш и стала медленно точить. Министр полежал на одном боку, на другом, потом позвал:
— Вера? Ну Вера! Ну принеси подушку.
— Фиг вам. Страдайте.
— Ну Вера… Я тебе колечко куплю.
— Идите в пень.
— Два куплю.
— В два пня идите.
— Шпильку для волос куплю, с жемчугом.
— Думаете, вам пойдет?
— Что пойдет?
— Со шпилькой ходить?
— Где?
— Там, куда я вам предложу ее засунуть.
Он фыркнул и укоризненно вздохнул:
— Жестоко, Вера, и бессердечно. Ну принеси подушку.
— И что мне за это будет?
