Он мрачно показал ей свои часы, обрисовал пальцем сектор в три часа, и сказал на нерусском что-то, из чего она поняла только "Андерс де'Фарей". Улыбнулась и махнула рукой:
— Мы с Андерсом де'Фареем разберёмся, не парьтесь.
Он укоризненно качнул головой, но промолчал. Дамы начали что-то обсуждать, Вера пыталась по интонациям понять, что именно, прислушивалась к звучанию их речи, через время придя к выводу, что карнский язык ей не нравится — он звучал грубо и шершаво, с избытком шипящих и дефицитом гласных, ударения были почти всегда на первый слог, из-за этого остаток слова смазывался, в именах они проглатывали последнюю "с" у женщин, зато добавляли гласную мужчинам, имя Двейна у них звучало как "Двэйинь", а в имени Артура они картавили, переставляли ударение на первый слог и смягчали последнюю "р", в сумме получалось что-то ужасное, у Веры окончательно отпало желание учить этот язык.
«Цыньянский благозвучнее. Южный диалект. Нет, не из-за того, что на нём говорит министр. Чёрт…»
Ей уже хотелось, чтобы он надел амулет обратно, это выходило из-под контроля. Быть холодной и циничной ей не нравилось, но растекаться в слюни было вообще отвратительно, а третьего варианта она пока не нашла.
Девушки допили чай, попрощались и ушли, министр с Верой поиграли в гляделки, доведя друг друга до необоснованного истерического веселья, потом он улёгся, уложив ноги ей на колени, и изображал котика, попивая чай, она только сейчас подумала, что всё это время он сидел босиком.
Потом министр с печальным видом указал на часы, обулся и проводил её через портал в свой кабинет в министерстве, сдав на руки секретарю Чи и пообещав потом забрать и отвести на ужин.
Брат Чи показывал Вере горы писем и пытался жестами объяснить, от кого это и по какому поводу, а Вера думала о том, что западный диалект южному в подмётки не годится, южный звучал восхитительно, и продолжал звучать в её голове, заглушая реальность. Это злило, раздражало, вызывало желание забиться в норку и оплакивать свой почивший разум, но в этом мире не было ни единой норки, в которой её не достал бы господин "здесь всё моё".
* * *
7.41.7 У Рональда едет крыша
Андерс опоздал на полчаса, пришёл в разных ботинках и насквозь мокрый, зато принёс гору совершенно сухих книг. Вера жестами объяснила ему, что амулет понимания ушёл гулять, и общаться придётся жестами и рисунками, он всё понял и с интересом погрузился в процесс. Они разобрали всю его стопку книг, Вера написала для каждой листочек с кратким содержанием, пообещав себе вернуться к самым интересным попозже. Одна из книг внезапно оказалась учебником по алгебре на английском языке, в ответ на Верины квадратные глаза, Андерс коротко ответил: "Тедди", и стал задавать вопросы по некоторым главам, Вера ему чертила и рисовала, иногда пользуясь словарём в телефоне, Андерс находился в перманентном восторге.
Время летело галопом, за окном два раза начинался и заканчивался дождь, в какой-то момент в дверь постучал брат Чи и показал на часы, жестом пригласив Веру на выход. Андерс стал извиняться и смущаться, благодарил, обещал ещё много интересного в следующий раз, зачем-то показывал свои руки, но понял, что Вера не поняла, махнул рукой и ушёл телепортом, забыв один ботинок. Брат Чи этот ботинок почтительно поставил на лист бумаги и унёс к себе, жестом приглашая Веру следовать за ним.
Она вышла в приёмную и увидела министра Рональда, с опозданием вспоминая, что у них была назначена встреча. Рональд выглядел так, как будто шёл получать нобелевку, Вера впервые задумалась о своём внешнем виде — если бы она помнила, она бы приоделась, и может быть, даже накрасилась. Сейчас на ней были простые осенние туфли, свободные штаны, тонкая вязаная кофта и плохо сидящий пиджак, всё в оттенках серого, который она считала вполне уместным и удобным. Минуту назад.
На Рональде был идеально сидящий мундир, насыщенного синего цвета, выгодно подчёркивающий его глаза и светлую кожу. Каждая пуговица сверкала, украшения на плече, обозначающие ранг, выглядели поскромнее, чем на том красном мундире на балу, но всё равно роскошно.
«А я ботинки от пыли протёрла, когда у Анди разувалась. Уже хорошо.»
Брат Чи объяснил Рональду про мыслеслов, Рональд немного помрачнел, но собрался и изобразил оптимизм, протянул Вере руку и пригласил за собой, она улыбнулась с виноватым видом, развела руками, он рассмеялся.
Рональд повёл её по коридору той дорогой, которой министр Шен вёл её на бал, интерьер сменился на более роскошный и воинственный, они свернули в какой-то незнакомый зал, там вообще всё было в золоте, и на стенах висели огромные картины с батальными сценами — конница в атаке, роскошные офицеры с саблями, отважная пехота с короткими мечами, а напротив грязные низкорослые цыньянцы, сутулые и испуганные, на горизонте пылает город, небо в дыму, а над облаками парят в лазури крылатые девы и скачут белые кони с золотыми копытами.
Следующая картина была другой по сюжету, но похожей по сути — красиво стоящий на дыбах белый конь, на нём красиво поднимающий саблю офицер в бело-золотом, за ним стройные ряды пехоты с ружьями, какие-то вундервафли с множеством крупнокалиберных дул на колёсном ходу, барабанщик со знаменем из трёх синих треугольников. Напротив со зверски перекошенными рожами бородатые дикари с ножами, закутанные в драные тряпки, под ногами скалы, на горизонте песок, в небе палящее солнце и раскинувшая крылья золотоволосая дева с факелом.
Напротив третьей картины Рональд пошёл быстрее и что-то смущённо сказал, Вера захихикала и притормозила, изучая внимательнее — здесь для главного офицера позировал Рональд, выглядел пафосно до небес, Вера улыбнулась слегка покрасневшему министру и сделала вид, что совсем не смотрит, и смущать его совсем не будет, он рассмеялся и потащил её за руку отсюда скорее.
Следующий зал был поменьше, и из него они сразу пошли в следующий, на пороге которого Рональд придержал Веру за локоть и заглянул в глаза, проникновенно сказал пару слов, из которых она поняла только своё имя, и то не сразу, улыбнулся и открыл дверь, щедрым жестом презентуя ей что-то внутри.
Она заинтригованно вошла и замерла — в центре огромного кабинета стоял манекен в мундире, белом, женском, с роскошным наплечником, которых даже на балу было не особенно много.
Рональд улыбался и что-то говорил, поправляя на Вере пиджак, провёл пальцем по плечу, заглянул в глаза и жестом пригласил к манекену. Она пошла, как зачарованная, не чуя ног — весь этот кабинет создавал атмосферу тяжеловесной старинной роскоши, Рональд выглядел здесь уместно, она сама — точно нет.
«Но если надену мундир…»
В голове вспышкой мелькнула мысль надеть его на следующий бал и посмотреть на их рожи, многогранная картинка возникла внутри объёмным и детальным озарением — она спускается по лестнице к трону, глядя в глаза Георгу 16му, он улыбается, придворные у трона выпадают в осадок и роняют монокли, дамы шепчутся за веерами, а к Вериному уху наклоняется министр Шен и говорит…
