– Зачем его создавать? – перебил Осадчий. – Дураков в абвере нет, немцы понимали, что Одессу придется сдать. Ну, уничтожат несколько групп, и что? Да пусть всех бы партизан извели заодно с подпольем – неужели Красная Армия не взяла бы Одессу?
– Они все прекрасно понимали. Их операция – задел на будущее. Люди, внедренные в партизанское движение, легализуются, станут героями, получат почет и уважение, многие займут партийные и хозяйственные должности, войдут в элиту городского общества. Кто-то из них погибнет, кто-то сгинет, другие сбегут, четвертых провалят… Но их очень много – кто-нибудь останется, закрепится, пустит корни. А если учесть, что эти люди патологически ненавидят советскую власть – то это сила. Немцы вернутся, не вернутся – не суть. Умные головы понимают, что не вернутся, война будет проиграна. Но удастся договориться с союзниками: вот вам, мистеры, – безупречная агентурная сеть, готовая ко всему, лишь бы навредить коммунистам. Эта сеть может действовать долгие годы. А Одесса, между прочим, важный промышленный город-порт – нет нужды говорить про его значение?
– Мы все понимаем, товарищ майор, – сказал Казанцев. – А если Осадчий не понимает, это его проблемы. 9 апреля текущего года, когда наши войска вступали в Одессу, партизаны вышли из катакомб и ударили в спину фашистам. Румыны понесли серьезные потери. Но многие партизаны действовали, не имея плана, на чистом энтузиазме, за что и поплатились. Практически полностью погибли группы товарищей Кучеренко и Хрипуна. Кучеренко решил перекрыть дорогу автомобильной колонне, увлекся боем и не заметил, как противник оказался у него в тылу. Люди Хрипуна пошли обезвреживать батарею орудий, сдерживающих наше продвижение по Малой Арнаутской, и попали в западню, погиб весь отряд. На момент, когда фашистов вышибли из Одессы, в ней осталось двенадцать партизанских групп общим числом около трех сотен штыков. Это не регулярное войско. В группах сильно идейное понимание, но плохо с дисциплиной. Таковы уж особенности этих штатских. Мы составили полный список. – Казанцев развернул несколько мелко исписанных листов. – Две группы мы исключили – в них погибли командиры и комиссары, рядовой состав наполовину выбит, и очень много раненых. Трудно предположить, что ставленники абвера ради своих целей полезут под пули, чтобы умереть. Такое возможно, товарищ майор?
– Не думаю. Вечную жизнь им никто не обещал. Эти люди – отчаянные, рисковые, готовые на многое, чтобы нам насолить, но осознанно пойти на смерть… Вряд ли. Смысл не в выживших рядовых партизанах, из которых агенты длительного залегания, скажем прямо, так себе. Дело в руководящем составе – эти должны быть уважаемые люди с положением, которые в послевоенной Одессе наберут силу и авторитет.
– Тогда исключаем еще шесть групп, – развивал тему капитан. – Это следующие товарищи: Ракитенко, мой однофамилец Казанцев, Буров, Лизгун, Волгин и Гарпинский. Мой однофамилец – посланец Объединенного штаба партизанских отрядов. Был заброшен в 1942 году с целью создания мощного узла сопротивления в оккупированной Одессе. Задание свое не выполнил, в движении царили разброд и шатание, но отряд под его командованием дрался храбро. Мы навели справки в столице: товарищ Казанцев – именно тот, за кого себя выдает. Ракитенко Фома Давыдович, бывший батальонный комиссар, получил контузию при отступлении частей Приморской армии, остался в городе, сколотил отряд, при этом все 900 дней поддерживал радиосвязь с Москвой. Это не он, товарищ майор. Ну, не мог человек с 1941 года быть агентом абвера – немцы тогда победоносно наступали…
– Согласен, причина уважительная.
– Следующий счастливчик – товарищ Буров, бывший директор механического завода. В подполье с января 1942-го. С ним в катакомбы ушел весь его партактив. Два года наводили страх на фашистов, именно его люди способствовали взрыву «дома офицеров», когда погибли две сотни высоких чинов. Потерял ногу – оторвало осколком ниже колена, мужику сообразили какой-то протез, прыгал, как козлик…
– Дальше, Вадим.
– За Лизгуна встает горой член Военного совета Одесского военного округа товарищ Кириленко. Они знакомы много лет, дружили семьями, Лизгун в 1941-м потерял семью – колонну беженцев атаковали немецкие танки. Погибли жена, двое детей и мать. Факт проверенный, сомнению не подлежит. Именно люди Лизгуна ценой своих жизней предотвратили подрывы Оперного театра и Консерватории во время отступления противника…
– Дальше, Вадим.
– Волгин Моисей Соломонович, бывший проректор…
– Дальше.
Прыснул Чумаков, но быстро сделал серьезное лицо, перехватив строгий взгляд командира.
– Гарпинский Владимир Петрович… – Казанцев замялся.
– Что с ним?
– Горе у него, товарищ майор, – пробормотал Чумаков. – Он умер…
– Как умер? – нахмурился Лавров. – Почему умер?
– «Дельфин» он, товарищ майор…
– Я не понял, у нас сегодня викторина? – начал раздражаться Алексей.
– «Дельфинами» на одесском жаргоне называют мертвецов, найденных в море, – объяснил Казанцев. – Воевал в катакомбах больше года, до войны возглавлял партком судоремонтного завода на Пересыпи. Именно его люди отбили у эсэсовцев большую группу евреев, которых везли на расстрел. Положили дюжину солдат, всех спасли – и как сквозь землю провалились. Евреев вывезли к Днепровскому лиману, передали подпольщикам товарища Аджибекова, и тот переправил их в безопасное место. Отряд Гарпинского был явно не фиктивный, а тут еще эта глупая смерть. Как в песне: «Рыбачка Соня как-то в мае, причалив к берегу баркас…» Рыбаки его нашли 2 мая текущего года. Тело плескалось на мелководье после отлива, рыбы выели лицо, но товарища опознали.
– И в этом ничего подозрительного?
– Дела амурные и семейные. Героические партизаны тоже люди. У Гарпинского была в катакомбах женщина – вместе с ним жила, ну, чтобы воевать было комфортнее. А дамочка скрыла, что у нее муж живой. Вернее, тогда еще не знали, что он живой, а как нарисовался в городе после освобождения, так и узнали. В общем, бодрая история. Задело человека, что его уже похоронили, плюс супружеская измена. А на заслуги Гарпинского ему плевать с колокольни. Милиция расследовала это дело – по особому поручению обкома. Типичная бытовуха. Питейное заведение, обиды, непонимание, поножовщина. В общем, пырнул он партизанского командира, тело бросил в море, потом отправился домой – думал, теперь будет жить долго и счастливо. Но супруга не оценила его поступок, побежала за патрулем. Обманутый муж ее догнал, выстрелил в голову из пистолета, а когда подоспели бойцы, то и стрелка обнаружили мертвым – не вынес, пустил пулю в висок…
– Шекспир прямо, – уважительно прошептал Бабич.
– Восстановили картину, опросили свидетелей и очевидцев. Не наша тема, товарищ майор.
– Уговорил, переходи к нашей теме.
Остаются четыре партизанские группы, сведения о которых скомканы и расплывчаты. Все они понесли потери, но незначительные. Командиры живы и здоровы, получили награды за самоотверженную борьбу и в данный момент находятся в городе. Незначительный процент бывших партизан вступили в действующую армию и ушли на фронт. Другие остались, ведут гражданскую жизнь. НКВД их проверял, это обычная практика – ничего подозрительного. Проверка была формальной, партизан ни в чем не подозревали. Список командиров: Коробейник Сидор Фомич, 48 лет, до войны начальник охраны Одесского порта, коммунист, сейчас его опять отправили в порт, заведует складским хозяйством, по отзывам – крут, но справедлив. Есть супруга, бывшая подпольщица, брак официально зарегистрирован в конце апреля. О прежней семье сведений нет, эту тему Коробейник предпочитает не поднимать. Горобец Валентин Андреевич, 44 года, до войны возглавлял районный совет народных депутатов. Какое-то время жил в эвакуации, там же и семья, вернулся в оккупированный город прошлым летом, контактировал с подпольем, позднее создал партизанский отряд. Мещерский Павел Филимонович, 50 лет, – секретарь Приморского райкома партии. С супругой развелся еще до войны, но это, пожалуй, единственное темное пятно в его биографии. Правильный и положительный товарищ. Сейчас он снова заведует Приморским райкомом, поднимает район, открывает промышленные предприятия. О личной жизни сведений нет. Четвертый фигурант – Булавин Виктор Афанасьевич, бывший и нынешний начальник милиции того же Приморского района. Ему 51 год, основательный, солидный. В 30-е годы служил в армии, командовал артиллерийской батареей, учебным центром, потом ушел со службы, посвятил себя работе в милиции. Семья была в эвакуации в Оренбурге, сейчас они воссоединились, проживают на Французском бульваре. Хотя, по имеющимся сведениям, жена с детьми сейчас уехала в Николаев, где живут их родственники, поездка продлится недели две.
