Бывают ситуации – экстремальные ситуации, как отмечают Уилсон и Собер, – когда ограничение свободы мысли может быть разумным, но гуттериты не приветствуют свободомыслие ни при каких обстоятельствах. Им приходится запрещать вам читать те книги, которые хочется, и слушать то, что вы пожелаете. Сохранить такое первозданное состояние можно, лишь тщательно контролируя все каналы коммуникации. Вот почему организменное решение не решает проблем человеческого общества. Таким образом, сами гуттериты являют собой любопытный пример алчного редукционизма не потому, что каждый из них по отдельности алчен (очевидно, что все совсем наоборот), но потому, что они радикально упрощают решение этических проблем. Однако они являются даже еще более наглядным примером способности мемов заражать группу, связанную взаимным общением таким образом, что вся группа сосредотачивается на обеспечении распространения этих мемов любой ценой
844.
В следующем разделе мы подробнее поговорим о том, чем является – и не является – социобиология, чем она могла бы и не могла бы быть, но прежде, чем закрыть тему алчного этического редукционизма, нам следует задуматься о древнем виде этого злосчастного мема со множеством разновидностей: о религии. Если вам нужен очевидный пример натуралистической ошибки, то вряд ли можно найти что-то лучше, чем практика попыток обосновать этические предписания («дóлжное») ссылкой на «сущее»: так сказано в Библии. На это, как и на слова Скиннера и Уилсона, мы должны ответить: ну и что? Почему предполагается, что факты (даже если все это и в самом деле факты), описанные в Библии (или – спешу добавить – в любом ином священном тексте), более убедительно обосновывают этические принципы, чем факты, которые Дарвин приводит в «Происхождении видов»? Да, если вы верите, что Библия (или иной священный текст) в буквальном смысле слова является словом Божьим и что люди посланы на Землю Богом, чтобы исполнять Его волю (а значит, Библия – это своего рода инструкция к Господним орудиям), то у вас и в самом деле есть основания верить, что содержащиеся в Библии этические правила имеют преимущества перед любыми другими. Если, с другой стороны, вы уверены, что, подобно «Одиссее» Гомера, «Потерянному раю» Мильтона и «Моби Дику» Мелвилла, Библия, на самом деле, представляет собой памятник человеческой культуры, созданный без всякого чудесного вмешательства одним или многими авторами-людьми, то вы не станете наделять ее авторитетом большим, чем того заслуживают традиция и любые содержащиеся в ней доводы в силу их собственной убедительности. Таковы – что не должно вызывать удивления – никем не оспариваемые взгляды философов, занимающихся этикой в наши дни; они настолько бесспорны, что, если вы когда-нибудь попытаетесь опровергнуть тезис, высказываемый в современной литературе по этике, указав, что в Библии говорится иное, вас ждут полные недоверия изумленные взгляды. «Это просто натуралистическая ошибка!» – могут сказать этики. «Нельзя выводить „должное“ из такого рода „сущего“!» (Так что не ждите помощи от философов, если заявите, что религия – источник этической мудрости, во всех отношениях превосходящий науку.)
Значит ли это, что в качестве руководств по этике религиозные тексты бесполезны? Разумеется, нет. Они – великолепный источник понимания человеческой природы и возможностей этических кодексов. Подобно тому как нам не следует удивляться, обнаруживая, что современной высокотехнологичной медицине есть много чему поучиться у старинной народной медицины, не следует удивляться и открытию, что эти великие религиозные тексты содержат версии лучших из когда-либо созданных человеческой культурой этических систем. Но, как и в случае народной медицины, следует все тщательно проверить и ничего не принимать на веру. (Не думаете же вы, что мудро засовывать в рот эти «священные» грибы лишь потому, что некая тысячелетняя традиция провозглашает, что они помогают узреть будущее?) Высказываемую мною позицию часто называют «светским гуманизмом». Если для вас светский гуманизм – пугало, то не следует тратить все силы на атаки против социобиологов, бихевиористов или академических философов, ибо они не составляют и доли процента пользующихся влиянием мыслителей, которые тихо и твердо убеждены, что в случае этики религиозные доктрины ничего не решают раз и навсегда, а в лучшем случае только задают ориентиры. На самом деле, именно из этой предпосылки исходят американский Конгресс и суды; ссылка на Конституцию имеет больше веса, чем ссылка на Библию, – и это правильно.
Своей плохой репутацией светский гуманизм зачастую обязан самозваным светским гуманистам, которые являются алчными редукционистами того или иного рода, нетерпимыми к сложностям древних традиций, без уважения относящимися к подлинным чудесам богатого культурного наследия других людей, которыми следует наслаждаться. Если они считают, что все этические вопросы можно свести к одному или нескольким простым определениям (если это плохо для окружающей среды, то это плохо; если это плохо для искусства, то это плохо; если это плохо для бизнеса, то это плохо), то в этике они разбираются не лучше Герберта Спенсера и социал-дарвинистов. Но когда мы выдвигаем вполне уместную встречную претензию, что жизнь сложнее, то следует проявить осторожность, чтобы наш тезис не стал препятствием для исследования вместо того, чтобы быть призывом к исследованию более скрупулезному. Иначе маятник качнется назад.
Итак, как в таком случае выглядело бы более скрупулезное исследование? Перед нами стоит все та же задача, что перед Гоббсом и Ницше: каким-то образом в ходе эволюции мы должны были превратиться в существ, наделенных совестью, которая, по словам Ницше, целует нас – когда кусает
845. Можно наглядно поставить этот вопрос, представив, что вы осуществляете искусственный отбор людей-альтруистов. Словно селекционер, занятый разведением домашнего скота, голубей или собак, вы можете внимательно изучать свое стадо, помечая в учетном журнале, кто вел себя хорошо, а кто – плохо, и, тем или иным способом вмешиваться в ход событий, поощряя «хороших» рожать больше детей. Со временем ваши действия должны привести к возникновению популяции хороших людей – если предположить, что склонность к хорошему поведению каким-то образом отражается в геноме. Не следует думать об этом как об отборе в пользу «этического модуля», сконструированного лишь для того, чтобы давать на этические вопросы разумные ответы. Любые модули или приборы, по отдельности или вместе, могут приводить напрямую (или в качестве побочного эффекта или бонуса) к склонности отдавать при принятии решений предпочтение альтруистическим стратегиям. В конце концов, очевидно, что преданность собак людям – всего лишь результат бессознательного отбора, которым занимались наш предки. Теоретически, Бог мог проделать с нами то же самое, но предположим, что нам хочется устранить Посредника и объяснить эволюцию этики естественным, а не искусственным отбором. Возможно ли, чтобы то же самое смогли осуществить слепые, лишенные предвидения силы, некое сочетание природных условий?
