Прямо через реку от заирской столицы Киншасы виднелся Браззавиль, главный город соседнего государства Конго. Словно в насмешку над Мобуту, нещадным гонителем всякой левизны, в Конго правили социалисты, впрочем, тоже находившиеся под влиянием местных культов, — президент Дени Сассу-Нгессо простодушно заявил чиновникам римской курии, что погода в стране значительно улучшилась после того, как он взял на работу в метеорологическую службу специалистов по вызыванию дождя
[718]. К католической церкви у конголезских властей было двоякое отношение. Первым президентом страны был священник Фюльбер Юлу, антикоммунист и многоженец, лишенный сана в 1950 году, затем свергнутый и заочно приговоренный к смерти. Пришедшие ему на смену левые, как водится, смотрели на церковь как на противника, но приветствовали ее просветительскую работу среди населения и даже установили дипломатические связи с Ватиканом. Однопартийная система, как и везде в Африке и на Ближнем Востоке, не избавила страну от межплеменных распрей, лишь придавила их, поэтому власть всякий раз менялась насильственным путем. В 1977 году во время очередного государственного переворота при загадочных обстоятельствах погиб архиепископ Браззавиля Эмиль Бияенда, и первое, что сделал Войтыла, прибыв в столицу страны, — помолился над его могилой.
Увиденное в Конго могло бы вызвать у Войтылы ощущение дежавю: портреты Маркса и Ленина на улицах, пионеры в красных галстуках, лозунги во славу ударного труда. Местная партия копировала в своей пропаганде советский опыт, но все же в честь визита понтифика дала согражданам два выходных дня (чего не сделал даже Герек). Население приветствовало папу тысячами пальмовых листьев — ни дать ни взять, въезд Христа в Иерусалим. Иоанн Павел II заговорил с собравшимися о свободе религии, об опасности поклонения идолам материализма (не очень актуальная тема для анимистов-конголезцев, но крайне волнующая для самого первосвященника), однако из‐за жары не закончил проповедь и лишь благословил жителей этого удивительного, противоречивого края.
Потом было заирское Кисангани, где Войтыла помянул духовных особ, убитых в 1964 году повстанцами симба, а еще вспомнил Исидора Баканжу, африканца из племени банги, замученного в 1909 году бельгийским плантатором за отказ снять кармелитский скапулярий.
Можно понять, отчего Войтыла на дух не переносил марксистов. Впечатления от посещения мест массовых захоронений погибших монахов наслаивались на его грустный опыт сосуществования с коммунистами в Польше. Правые — тоже далеко не ангелы, но с ними хотя бы можно было дискутировать, ведь они верили в того же Бога. С коммунистами спорить было бессмысленно. Это были в глазах Войтылы конченые люди.
Об этом он с неожиданной ясностью заявил в Найроби — следующем пункте вояжа. «Церковь убеждена, что никакая атеистическая идеология — вне всякого сомнения — не может быть двигателем благосостояния и опорой социальной справедливости, поскольку она лишает человека данной ему от Бога свободы, духовного вдохновения и любви к ближнему». Государственной независимости, утверждал понтифик, должна сопутствовать независимость экономическая, а также свобода от идеологического доминирования. Все это он изложил в речи перед дипломатическим корпусом, явно рассчитывая на международный резонанс.
В социалистическом Конго он, конечно, не мог сказать ничего подобного, а в националистическом Заире, как видно, не захотел. Он произнес это в Найроби, столице более-менее стабильного государства, чьи власти вообще-то тоже строили социализм, но скорее израильского образца. Скончавшийся двумя годами раньше «отец кенийской нации» Джомо Кениата до войны обучался в Коммунистическом университете трудящихся Востока имени И. В. Сталина, что не помешало ему, придя к власти, громить левых. Обычное дело для Африки: тот же Мобуту выстроил целый культ вокруг имени Патриса Лумумбы, к убийству которого сам был причастен. Эту линию продолжил и преемник Кениаты, второй пожизненный президент и лидер единственной разрешенной партии Даниэль арап Мои.
Кения, как бывшая британская колония, — страна преимущественно протестантская, с ощутимым католическим и исламским меньшинством. Есть также индуисты и православные. Но на мессу с понтификом в Ухуру парке, как всегда, собралась невероятная толпа. «Христос — не только Бог, но и человек, — провозгласил первосвященник. — И как человек, здесь он — африканец». Ответом ему была овация.
Встреча с лидерами кенийских мусульман стала поводом еще раз, как в Стамбуле, подчеркнуть, что у них с христианами один Бог и один корень — религия Авраама. В речи же перед индуистами Иоанн Павел II говорил об уважении к нехристианским религиям и ссылался на соборную декларацию Nostra aetate.
Гана — еще одна остановка и еще одна знаменательная встреча. Теперь уже — с главой англиканского духовенства архиепископом Кентерберийским Робертом Ранси. Иоанн Павел II вообще настаивал, чтобы в каждом его паломничестве фигурировала экуменическая встреча. «Время уходит слишком быстро… чтобы тратить энергию христиан на продолжение давних споров», — резюмировали свою беседу два иерарха, пообщавшись в нунциатуре. Это было важное заявление, хотя и не вполне понятное африканцам, которые не очень ориентировались в направлениях христианства. Как заявят Войтыле спустя пять лет в Камеруне: «Мы знаем, что разделены, но не знаем почему»
[719]. Однако эта встреча имела сенсационное продолжение: 17 октября того же года Ватикан с первым в истории официальным визитом посетила британская королева Елизавета II — формальная глава англиканской церкви.
Гана — это еще и очередной вариант решения внутренних проблем. Самым влиятельным человеком здесь был капитан ВВС Джерри Ролингс, который за год до того совершил переворот и расстрелял всех вождей в погонах, сменявших друг друга на вершине власти без всякого толка для страны. Но в отличие от них он не провозгласил себя очередным лидером, а объявил свободные выборы.
В соседней Верхней Вольте держал бразды правления Сангуле Ламизана, мусульманин, который, однако, не воспротивился мимолетному визиту Иоанна Павла II, заглянувшего в его страну на пару часов. Но даже это короткое время понтифик использовал для дела — обратился из столицы страны Уагадугу с воззванием к мировому сообществу помочь государствам Сахельской зоны справиться с последствиями засухи. Воззвание не осталось пустым звуком: вскоре был образован фонд Иоанна Павла II, начавший работать над воплощением слов римского папы в жизнь.
Последняя точка паломничества папы — Берег Слоновой Кости (ныне известный как Кот-д’Ивуар). На фоне прочих африканских государств это выглядело оазисом мира и благополучия. Страной уже двадцать лет управлял Феликс Уфуэ-Буаньи, «Великий старец», который успел побывать депутатом французского парламента и даже членом правительства. В молодости он поддерживал коммунистов, но затем, как и Кениата, отошел от них и превратился в поборника свободного рынка.